Аксиологическая безопасность и методы ее обеспечения

Настоящий проект обобщает цикл теоретических исследований и практических разработок, осуществленных автором в 1988-2000 годах. Разработанные методики прошли апробацию на Факультете Психологического Консультирования Аквариуниверситета. Они внедрялись в практику работы ряда средних школ и межшкольных рекреационных объединений в гг. Вильнюсе, Каунасе, Гомеле, Минске, Могилеве, Москве, Санкт-Петербурге и Тольятти.

Мы стали свидетелями (и продолжаем ими оставаться до сих пор) исторической драмы, характеризующейся глобальной аксиологической катастрофой, сравнимой разве что со всепланетным стихийным катаклизмом. Драма эта многоаспектна и многоуровнева, но ее главная, пусковая причина большинством пострадавшего населения достаточно четко до сих пор не осознана. Автор рассматривает все происходящее на обширном постсоветском пространстве стран СНГ как результат преступного невнимания руководителей Советского Союза к аксиологической безопасности, закономерно приведшего к глобальному краху ценностных миров представителей нескольких поколений. В работе рассматриваются наиболее очевидные пути разрешения проблемы восстановления аксиологической безопасности и ее текущего обеспечения. Актуальность данной проблематики трудно переоценить, хотя, несмотря на очевидность, она все еще не заняла подобающее место в сознании стратегов государственного строительства и представителей различных слоев элиты общества.

Сегодня ни для кого не является секретом факт успешно завершившейся «семиологической войны», составлявшей основное содержание информационных сражений представителей двух мировых систем в период их многолетнего противостояния. В результате разрушения ценностных систем подавляющее большинство граждан бывшего Советского Союза оказались социально атомизированы и потребностно горизонтализированы. Сложность дифференцированного внутреннего мира, определяющего характер ориентации индивидуума в социокультурном пространстве, снизилась донельзя. Это не может не вести к нарушению адекватной адаптации человека среди себе подобных, особенно в настоящее время, характеризующееся экспоненциальным развитием технологий и информационным взрывом. Налицо конфликт между адаптационными потенциями людей и требованиями нового времени.

Объективно современный мир оказался перед лицом почти полного разрушения системы трансляции традиционных ценностей. Угасание традиционных институтов семейно-родового, церковного и культурно-государственного воспитания не могло не сказаться на благополучии людей. Сегодняшняя ситуация настоятельно требует развития новых подходов к ценностному воспитанию. Для нас же дело осложняется катастрофическими итогами выше упомянутой «семиологической войны».

Острота проблемы отчетливо ощущается многими, однако для ее разрешения необходима выработка принципиально нового подхода к содействию развитию индивидуальных ценностных систем. Рост преступности, углубление эскапизма молодежи и распространение суицида и наркомании среди подростков недвусмысленно указывают на необходимость скорейшего внедрения адекватной системы ценностного воспитания. Однако сколько-нибудь внятные предложения практически отсутствуют. Как только профессиональные аксиологи принимаются свидетельствовать о новых методах в аксиопедагогике, их речь утрачивает внятность и содержательность, сводясь к набору общих мест и абстрактных утверждений.

В основе предлагаемой автором методики креативного развития индивидуальных систем ценностных ориентаций лежит метафора «мозгового штурма», посвященного рассмотрению морально-нравственных проблем. Суть метода заключается в недирективном обучении ценностному творчеству в процессе групповой работы. Мы убеждены в том, что именно такой подход соответствует реалиям постиндустриального общества и способствует осознанию обучающимися красоты и правомерности холистической парадигмы — основы подлинной экологичности и нерепрессивности отношений с миром и людьми.

Психологические особенности восприятия и поведения людей при разрушении ценностных критериев оценки качества и направленности деятельности и в ситуации группового аксиологического творчества.

Цель исследования заключалась в теоретическом анализе психологических особенностей восприятия и поведения людей в ситуации группового аксиологического творчества и в разработке на основе этого системы психопедагогической трансляции индивидуально актуальных ценностей. Данная система рассматривалась в качестве модели организации мероприятий по обеспечению аксиологической безопасности.

а) Определить психологическую роль сознательно исповедуемых ценностей в организации жизни индивидуума и сообществ и выявить последствия системного разрушения ценностных ориентиров;

б) выявить психологические механизмы, определяющие возможность реконструкции ценностных систем, лежащих в основе обеспечения аксиологической безопасности;

в) разработать конкретную методику, обеспечивающую трансляцию ценностных представлений и усвоение их в качестве добровольно принимаемых критериальных ориентиров организации отношений и поведения.

Кибернетическое понимание общества заключается в представлении его как принадлежащего «к особому классу универсальных адаптивно-адаптирующих систем» /1/.

В известном ракурсе культура может рассматриваться как многомерная программа адаптивного управления, задающая основные параметры самоорганизации сообществ и координирующая совместную активность достаточно автономных индивидуумов. При этом культура может пониматься и как своего рода генератор структурности, присущей всякой высокоорганизованной системе: «Упорядоченность достигается ограничением разнообразия возможных состояний элементов системы за счет установления зависимости одних элементов от других. В этом отношении культура подобна биологическим и техническим программирующим устройствам» /2/.

Сама культура определяется аксиологически как совокупность материальных и духовных ценностей и способов их созидания и трансляции. Ценности как таковые неразрывно связаны с социокультурным контекстом и могут рассматриваться в качестве неких квантов общего культурного поля. Именно в этом смысле можно рассматривать ценности как структурные инварианты различных культур, определяющие не только содержательную специфику конкретной культуры как арсенала эффективных адаптивных стратегий, но и особенности ее динамики и развития. Чавчавадзе Н.З. так и определяет культуру как «мир воплощенных ценностей» /3/, различая ценности-средства и ценности-цели.

«Ценность относится к числу таких общенаучных понятий, методологическое значение которых особенно велико для педагогики. Будучи одним из ключевых понятий современной общественной мысли, оно используется в философии, социологии, психологии и педагогике для обозначения объектов и явлений, их свойств, а также абстрактных идей, воплощающих в себе нравственные идеалы и выступающих в качестве эталонов должного» /4/.

«По существу, все многообразие предметов человеческой деятельности, общественных отношений и включенных в их круг природных явлений может выступать в качестве ценностей как объектов ценностных отношений, может оцениваться в дихотомии добра и зла, истины и заблуждения, красоты и безобразия, допустимого или запретного, справедливого и несправедливого» /5/.

Ценность как понятие определяет «…значимость чего-либо в отличие от существования объекта или его качественных характеристик» /6/.

«В философии проблема ценностей рассматривается в неразрывной связи с определением сущности человека, его творческой природы, его способности созидать мир и самого себя в соответствии с мерой своих ценностей. Человек формирует свои ценности, постоянно разрушает противоречия между сложившимся миром ценностей и антиценностей, использует ценности как инструмент поддержания своего жизненного мира, защиту от разрушающего воздействия энтропийных процессов, угрожающих рождаемой им реальности. Ценностный подход к миру требует рассмотрения объективной реальности как результата человеческого самоутверждения; мир при таком подходе — прежде всего реальность, освоенная человеком, превращенная в содержание его деятельности, сознания, личностной культуры» /7/.

М.А. Недосекина в работе «К вопросу о ценностях и их классификации» (Интернет-ресурс) определяет ценностные представления, понимаемые как основания оценок и призмы целеориентированного видения реальности, как потребности и интересы, переведенные на язык мыслей и чувств, понятий и образов, представлений и суждений. Действительно, для оценки необходимо иметь развитые представления о ценностях, выступающих в качестве ориентационных критериев адаптивной и деятельностной активности индивидуума.

«На основании своих ценностных представлений люди не только оценивают сущее, но и выбирают свои поступки, требуют и добиваются справедливости, осуществляют то, что является для них благом» /8/.

Е.В. Золотухина-Аболина определяет ценности как внерациональный регулятив /9/. Действительно регулируемое обращением к ценностным критериям поведение в конечном счете ориентировано на достижение максимального эмоционального комфорта, являющегося психофизическим знаком достижения конкретной цели, связанной с утверждением той или иной ценности.

Н.С. Розов выделяет несколько эволюционных типов развития мировоззрения сообществ: мифологическое сознание, религиозное сознание и идеологическое сознание /10/. Такого рода классификация более чем очевидна. Однако мало кто отваживается отказаться от окончательности последней формы общественного сознания и хотя бы предположить возможность рождения новой, совершенно не похожей на предшествующие. Н.С. Розов это сделал: «На роль ведущей формы мировоззрения в наступающей исторической эпохе с наибольшей вероятностью претендует ценностное сознание» /11/. «Ценности в рамках ценностного сознания как новой формы мировоззрения, во-первых, выходят из подчиненного положения, во-вторых, вбирают в себя и переосмысливают все разнообразие имеющихся мировоззрений, поскольку становятся уже насущно необходимы коммуникация и поиск продуктивных компромиссов между представителями этих разных мировоззрений… Понятие ценностного сознания не сводится к сочетанию значений двух слов, составляющих это название. Это понятие строится, прежде всего, нормативно: ценностное сознание — основанная на ценностях форма мировоззрения, которая удовлетворяет установленным выше требованиям» /12/.

«Мир ценностей, телеологически детерминирующих свой объект, на который он изначально направлен, не висит в воздухе. Он укоренен в аффективной жизни психики не в меньшей степени, чем витальные потребности. Первое соприкосновение с ценностями происходит благодаря общению со значимыми лицами — родителями. С начальных ступеней онтогенеза они вмешиваются в спонтанное функционирование витальных потребностей, внося в них порядок, необходимый для всего социума. И если становящееся сознание черпает свою силу в основном из аффективных образов значимых лиц, то в дальнейшем оно освобождается от необходимости в такой поддержке и в стремлении к цели-ценности само организует и продуцирует свои структуру и содержание, двигаясь в русле объективных закономерностей. Существующая иерархия ценностей, телеологически определяя свой предмет — человеческое сознание, может породить такие ценности, которые выводят из сферы непосредственных жизненных потребностей данного социума. Такова аксиологическая основа прогресса» /13/.

«Структура ценностей человека — характер и ранговый порядок его верований, влечений, стремлений — отражает конституцию самой натуры (природы) человека, качество «человеческого материала», т.е. то, каков человек есть, а не то, каким он себя осознает или желал бы видеть. Ценностное мироотношение — это не феномен или структура сознания, а жизненно-бытийное, т.е. онтологическое отношение, связывающее человека с реальным миром, в котором он живет» /14/.

«Прямая дорога к главным нравственным и ценностным решениям, к верному самоопределению, к «правильности» идет через самого человека, через познание им своей природы, своих особенностей, через открытие им правды о самом себе. Чем глубже он познает свою природу, желания своего внутреннего «Я», свой темперамент, свою конституцию, свои потребности и устремления, чем отчетливее он осознает, что на самом деле доставляет ему радость, тем легче, естественнее, автоматичнее, эпифеноменальнее будет решена им проблема нравственного выбора» /15/.

«Начиная перестройку, ее инициаторы исходили, судя по всему, из ошибочного рационального предположения, что ценностные структуры — это структуры сознания. Отсюда — их идеология «нового мышления», пропаганда «революции в умах» /16/.

«Совокупным итогом нравственной деградации общества явились раздвоенность нравственного сознания, ущербность и однобокость нравственного сознания советского человека как социально-исторического типа. Под раздвоенностью нравственного сознания имеется в виду сосуществование двух ранговых порядков (систем) ценностных предпочтений и ориентаций, одна из которых соотносится исключительно с порядком (структурой) влечений, устремлений, потребностей, а другая — исключительно с нормами господствующей в обществе морали, с моральными кодексами окружающих социальных групп, с т.н. неписаными правилами социального поведения. Ущербность и однобокость нравственного сознания советского человека как социально-исторического типа заключается в недоразвитости в нем человеческой индивидуальности в той мере, в какой индивидуальная свобода и индивидуальная личностная ответственность подавлялись в советском человеке тоталитарным государством и коллективной (классовой, социально-групповой) ответственностью» /17/.

«Проблема, по определению, есть разрыв между требуемым (нормативным) и существующим положением вещей. Кризисом я предлагаю назвать комплекс обостряющих друг друга проблем, которые по тем или иным причинам не решаются. ... В самых общих чертах кризис современной цивилизации заключается в том, что научный рационализм, технологический прогрессизм и экономический либерализм, вызвавшие новые экономические, экологические, социокультурные и социально-политические процессы оказываются неспособными «справиться» с ними, т.е. ввести эти процессы в русло безопасного, гармоничного, «дружественного человеку» развития» /18/.

«Несоответствием целевой и ценностной форм рациональности определяется современная технологическая эпоха, что считается глубочайшей причиной экологического кризиса и вообще кризисом управленческих проблем» /19/.

«Не имея образа будущего и имея за спиной пустоту, общество попадает в ситуацию «безвременья», отчаяния, ощущения проклятости, в котором уже начинает действовать принцип «Спасайся, кто может!». Выпадая из времени, мы рискуем обрести антибытие, провалиться в антимир со всеми вытекающими отсюда последствиями» /20/.

«Сегодня мы в очередной раз можем оказаться отброшенными в «черную дыру истории», представляющую собой наложение суперсовременных технологий на неорабовладельческие формы устройства общества, когда в полном согласии с пророческими кошмарами Достоевского обольщенная совесть и хлеб насущный будут приняты человечеством в качестве платы за умерщвление души, отказ от исторической и космической роли, за отречение от права на мысль, на разум и, в крайней психофизиологической разновидности такого мироустройства, просто права на мозг» /21/.

«За пределами ортодоксальной политики есть много вселяющих надежду знаков прорыва. Тем не менее, на стороне сил развала куда более сильные батальоны… Разумность, красота или моральная ценность идеи не служит гарантией ее принятия. Новое мышление и смелые эксперименты могут оказать большую помощь посткатастрофическому обществу, но при сегодняшнем холодном расчете они лишены эффективной поддержки» /22/.

Культура — это пространство свободы, сфера развертывания богатств внутреннего человека. Личность как ансамбль общественных отношений интроецирует важнейшие групповые консенсусы, рассматриваемые как смыслы, верность которым важна для успешного развития всей группы.

Усложнение социальной жизни потребовало развития ценностной сферы — феномен «распределенного управления», прекрасно известный современным менеджерам. Групповые ценности интроецируются психикой индивидуума и выступают в качестве внутренних регуляторов целеполагания, общения и деятельности.

Потребность в смысле жизни и осмысленности (соотнесенности с целостной системой ценностей и целей) естественно развивалась из присущего любой биосистеме телеотропизма — потребности ориентироваться в результатах предпринимаемых функциональных усилий, — тем самым прогностически лоцируя потенциальное жизненное пространство /23/.

Ценности — интрапсихическая, внутренняя опора социального управления, сопрягающая личностную смысловую сферу с групповыми ориентациями и согласиями сообщества. Ценности могут рассматриваться как психическое основание процесса социализации.

Вспомните видеоклип группы «Pink Floid» «Стена»: маски, механический хор, мясорубки, зомби, марширующие молотки. Вообще культура «функционирует как сложная иерархическая система управления, обеспечивающая развитие организма в направлении увеличения дифференциации и негомогенности» /24/.

Кольцевой контур потребностного биоуправления состоит из генетической (восходящей) и креативной (нисходящей) линий связи поведения, моделей и ценностей. Этот контур двунаправлен: сначала — от потребностей и интересов к ценности через обобщение, а затем ценность критериально экспертирует выдвигаемые в соответствии с возникающими потребностями цели, определяющие, в свою очередь, реализуемое поведение /25/.

Известно, что человек не тождественен самому себе. Если личность является результатом потребностного мультиплицирования социальных ролей (Коломинский Я.Л.), то интроецированные в процессе такого рода мультиплицирования ценности можно рассматривать как некие аналоги концентрированных жизненных сценариев, лежащих в основе планирования стратегий поведения.

«Ценностное «измерение», необходимо присущее в той или иной степени явлениям субъективной реальности, представляет собой качество, несводимое к другим «измерениям», например, к истинностному. Хорошо известно, что ложные представления могут иметь для личности исключительно высокую значимость, а истинные — крайне низкую положительную или даже отрицательную значимость» /26/.

В настоящее время в силу ряда обстоятельств внимание к ценностному воспитанию практически исчезло, а потому выстраивание ансамбля идеалов и ценностей в большинстве случаев пускается на самотек. Подобное отношение к развитию высших регуляционных систем психики не могло не привести к негативным последствиям. Произошла повальная «манкуртизация» (Ч. Айтматов) и «гипнотизация» (сновидность и неуправляемость, механичность и равнодушие) современных людей. Ценностный уровень организации психики остался в забвении, из-за чего детская душа лишилась стержня, опоры, фундамента.

Можно спорить о причинах, приведших к созданию описанной выше ситуации. Специалисты утверждают, что на протяжении последних десятилетий во всем мире была развернута широкомасштабная «семиологическая война», в ходе которой целенаправленно разрушались ценности и идеалы людей, что существенно облегчало манипулирование ими теми, кто в этом был заинтересован. Ряд знатоков оперирует термином «энтропийная эпидемия», под которым понимается спонтанная хаотизация психического мира людей, приводящая к потере ими высокозначимых ориентиров и утрате эффективных жизненных стратегий.

Как бы там ни было, современные люди в существенной степени «горизонтализированы» и «атомизированы». Горизонтализация акцентирует момент утраты эффективной саморегуляции в вертикальной схеме управления поведением «мотив-цель-ценность», в результате чего люди стали принимать за цели средства жизнеобеспечения и условия достижения банального комфорта (карьера, деньги, безопасность, удовольствия, развлечения). Атомизация опять же явилась следствием разрушения ценностного ансамбля (как отдельного человека, так и целых социальных групп), в результате чего человек оказался выхваченным из общесоциального контекста и оторванным от привычных родовых и культурных связей.

Ценностные конструкты представляют собой очень сложные психологические образования, об автономной жизни которых мало кто из механистически ориентированных психологов догадывается. В определенном смысле ценности могут быть причислены к разновидности архетипов коллективного бессознательного, приближенных к сфере индивидуальной психики в процессе интуитивного осмысления тех или иных значимых ключевых терминов. Дать определение ценности попросту невозможно, так как она воспринимается человеком сугубо интуитивно, как некий конгломерат образов и представлений, связанный с ярким энергетическим состоянием. Примерами такого рода ключевых слов могут быть «родина», «мать», «дом», «любовь», «совесть».

Но если нельзя о ценности ничего конкретного рассказать, ибо это вряд ли поможет установлению интуитивного контакта индивидуума с тем или иным архетипом, то можно спровоцировать самостоятельное размышление над рядом ключевых слов, связанных с ценностным переживанием. Фактически речь идет о системном описании смыслового (семантического) ареала ценностей, выражаемых синонимическим, аллегорическим и метафорическим рядами.

Внешняя вербализация является лишь средством стимулирования интуитивных процессов понимания, «запускаемого» восприятием тех или иных слов. В основе же миропредставления лежит так называемая «основная символическая система» — ценностная языковая матрица, накладываемая на потоки восприятий подобно координатной сетке. От разветвленности и структурированности индивидуальной символической системы зависит эффективность ориентации человека в социокультурной и природной среде, а также качество и интенсивность процесса переработки информации.

Наше понимание ценности достаточно нетрадиционно: надрациональная, спектральная, континуальная, самоактивная, глубинная, энергетичная, межличностная, эмоциональная, смысло-энергийная. Отсюда — эмоциональный язык данного сообщения. «Ключевые ценности — это аксиологические ядра, ориентиры сущностных сил человека, т.е. тех интегральных качеств, которые необходимы и достаточны для выявления специфики человеческой целостности» /27/.

Предлагаемые метафоры ценности: жизнетворческое ядро личности; сокрытая в предсознательном часть айсберга; невыразимое словами; синтетический смысловой конструкт, имеющий синестетическую полисемантическую природу; живая самоактивная информационная стратегия достижения значимого результата. Ценности синтезируют индивидуальное и социальное, внешнее и внутреннее, прошлое и будущее в настоящем, актуальное и потенциальное, телесное и идеальное. Они представляют собой некий центр синтеза личности, фокус, по выражению Карлоса Кастанеды — «точку сборки», вбирающую в себя все возможные связи всего со всем, что имеет то или иное отношение к жизни индивидуума.

Ценность определяет реальность субъективности, включая индивидуума в контекст социальных отношений, самоуважение, самооценку, самоценность, самость как смыслоорганизующее ядро целостной личности. Ценность — источник спонтанного жизнетворчества, средоточие мотивации, фокус индивидуальности, общий знаменатель творческой активности, симфоническая настройка целостного универсума, интроецированная матрица культуры, результирующая совокупности онтогенетических социокультурных влияний; мост, связывающий индивидуально актуальное и социально значимое.

«Объективности ценности должно соответствовать в индивидууме определенное состояние, ценность должна обладать субъективным коррелятом в виде переживания и его способностью реализовывать ее. Чтобы ценность функционировала, она должна быть внутренне принята индивидуумом, должна стать детерминирующей частью субъективности, стать чем-то субъективным» /28/.

«В настоящем и будущем требуется не жесткая система идей, конфронтирующая с враждебной системой и ориентированная на рост политической, военной, техноэкономической мощи (именно таковы инвариантные черты идеологического сознания), а платформа для коммуникации, взаимодействия, мирного решения обостряющихся и умножающихся проблем и конфликтов. ... Сформулируем требования к гипотетической ведущей форме мировоззрения наступающей исторической эпохи, значимые в том числе и для распространения идей устойчивого развития:

а) широта и терпимость к идейному, культурному, моральному, религиозному разнообразию;

б) многоязычие как способность представителей различных мировоззрений, мыслительных традиций, категориальных систем к общению, мирному решению конфликтов;

в) наличие общезначимого ядра идей и принципов, соблюдение которых обеспечит безопасность и возможность свободного развития сторон;

г) открытость для компромиссов без опасности обвинения в предательстве или отступничестве.

Основой такой формы мировоззрения должны быть дискретные, относительно автономные, рационально выразимые нормативные основания сознания и поведения людей, т.е. ценности. Соответствующая форма мировоззрения получила название ценностного сознания» /29/.

Розов Н.С. так определяет специфические черты ценностного сознания:

«а) гуманистический и экологический ригоризм, связанный с необходимостью помощи бедствующим, голодающим людям в различных регионах мира, но не нарушающий при этом достижений в сфере прав и свобод индивидуума;

б) глобальный масштаб ответственности (как относительно человеческих сообществ, так и относительно природного окружения);

в) различение кругов ценностей с разным статусом, распространенностью и правилами использования, различение общезначимости ценностей и их главенства (высшего статуса);

г) выявление и распространение ценностей в режиме коммуникации индивидуумов, сообществ с различными этическими принципами;

д) учет принципов социокультурной специфики, историзма и функционализма в этических рассуждениях» /30/.

«Конструктивная аксиология, с одной стороны, является интеллектуальным обеспечением ценностного сознания как вероятной новой ведущей формы мировоззрения, с другой стороны, дает принципы и мыслительный инструментарий для ценностного обоснования принципов и путей устойчивого развития. Основные черты конструктивной аксиологии — историзм и понимание необходимости постоянного обновления ценностей в ходе развития человеческой цивилизации — были осознаны совсем недавно» /31/.

Розов Н.С. подразделяет ценности на кардинальные (первичные общезначимые), субкардинальные (социально-правовые и экологические) и этосные (связанные с образом жизни и мышления сообщества и индивидуума).

Индивидуум обладает холистической волей-к-ценности, движимой тяготением психики к упорядочиванию внутренних напряжений субъективных пространств, порождаемых несоответствиями между информационными паттернами восприятий и пониманий. «В нравственном творчестве, как и во всяком другом творчестве, ценность телеологически воплощается в действительность» /32/. «Человеку предоставлена свобода не только поступать хуже или лучше, но и самому решать, что хуже и что лучше» /33/.

«Автономия — это такое состояние интеграции, при котором человек находится в полном согласии, гармонии со своими чувствами и потребностями… Однако в той мере, в которой процесс социализации блокирует автономию, этот процесс сам становится генератором зла, которое он старается предотвратить» /34/.

Необходима групповая авторская разработка целых массивов аксиологически ориентированных текстов с тонко упорядоченной системой контекстных описаний и гипертекстных связей важнейших лексических единиц. Это — основа аксиологического восстановления сообщества, средство обеспечения аксиологической безопасности.

Аксиологическая безопасность представляет собой один из важнейших аспектов информационной безопасности — своего рода психологическая составляющая национальной безопасности в целом. Аксиобезопасность метафорически представляет собой иммунитет против любого рода информационной агрессии. Смысловое содержание этого термина настолько самоочевидно, интуитивно постигаемо в соответствующем контексте, что формальное его определение автор посчитал совершенно излишним. Психологически аксиобезопасность связана с угрозой утраты индивидуумом т.н. «социального чувства» (термин А. Адлера) — сопричастности жизни сообщества, неотчужденности от коллективного бытия и стремлением к кооперации и сотрудничеству с себе подобными.

Мало кто в достаточной мере осознает масштабы постигшей нас аксиологической катастрофы и ее последствий. Фактически речь идет о самом настоящем духовно-нравственном Чернобыле. Манкуртизация управленческой элиты, распространение вопиющей шариковщины; то и дело встречаем этаких франкенштейнов — людей с невидящим взглядом и хищными повадками.

«Завершение эпохи абсолютного доминирования социального начала над природным и личностным характеризует глубинную суть общецивилизационного сдвига, по-новому высвечивает экзистенциальную роль ценностных форм сознания и духовной культуры в целом. Культура, интеллектуальная энергия самосознания человечества становятся мощным фактором трансформации социальных систем» /35/.

В постиндустриальную эпоху изменению подвергается сама природа безопасности. Появляются ранее неведомые виды угроз, вслед за этим рождаются новые стратегии обеспечения безопасности — патентной, кадровой, экологической, ресурсной, информационной. Одной из важнейших форм безопасности еще недавно признавалась идеологическая. Однако в эпоху прозрачности границ и повсеместного распространения новых информационных технологий создание «железного занавеса» невозможно, а потому идеологическая безопасность в настоящее время должна пониматься как аксиологическая. Если идеологическая безопасность — феномен внешний, доктринальный, институциональный и общесоциальный, массовый, то безопасность аксиологическая должна пониматься как явление интрапсихическое, сугубо личностное, связанное с непростыми соответствиями индивидуальной мотивации и ограничивающей ее объективной реальности.

Фактически аксиологическая безопасность в известном смысле может рассматриваться как центр синтеза всех производных форм национальной безопасности — от сырьевой до военной. Это связано с тем, что в центре любой творческой, социальной и деятельностной активности стоит сам человек, восприятия и поведение которого в существеннейшей степени определяется как раз состоятельностью и жизнеспособностью его интрапсихической ценностной системы. Однако такое понимание системности проблем национальной безопасности как организованных вокруг аксиобезопасности встречается редко, в частности оттого, что проблема ценностного здоровья маскируется неоправданно акцентированным вниманием к частичным, вторичным, производным проблемам национальной безопасности, эффективно разрешить которые без охранения ценностного здоровья не представляется возможным.

Всякая живая система естественно стремится к выживанию, т.е. к сохранению целостности и самоидентичности. Выживание по праву считается самой сильной потребностью и человека, и сообщества, и любого живого существа. Одним из условий выживания является непрекращающееся развитие, самому процессу какового присуща опасность. В жизни нет и не может быть абсолютной безопасности. Опасность можно ослабить, видоизменить, однако полностью избавиться от нее невозможно. В определенном смысле «безопасность» и «развитие» антиномичны, т.к. само развитие понимается как непрекращающееся преодоление всякого рода опасностей в процессе активной адаптации к изменяющимся условиям среды. В этом плане можно рассматривать любую опасность как некий виртуальный паттерн, то и дело появляющийся на полотне жизненного пространства системы и по мере его адаптационного преодоления неизбежно уступающий место новому (согласно гештальт-терапевтическому принципу «фигура-фон»).

Итак, развитие всегда полно разнообразных опасностей, однако компульсивное стремление к достижению предельной безопасности может стагнировать процесс развития, тем самым подвергнув опасности саму целостность системы. Беззащитность человека перед лицом той или иной опасности компенсируется наличием у него психических защит, однако результаты такого рода «аварийного» реагирования на угрозу индивидуальной целостности нередко далеки от желательных (комплексы неполноценности, психическая диссоциация, различные формы психосоматозов).

Следовательно, речь нужно вести не о безопасности как таковой, но о формулировании принципов безопасности развития. Так понимаемая безопасность окажется основой устойчивого (внекатастрофического) развития. Таким образом, безопасность приобретает конкретные очертания как стратегия защиты от опасностей, связанных с теми или иными стрессами развития, а вовсе не как тотальная защищенность от всех видов опасности. Фактически безопасность такого рода обеспечивается за счет гибкого конструктивного реагирования на вновь возникающие угрозы целостности системы, направленного на поддержание неустойчивого динамического баланса сил. Терминологически такая безопасность приближается к гомеостатическому ауторегулятивному поддержанию целостности социальной системы, в рамках которой отдельные индивидуумы выступают в роли эффекторов и рецепторов, связывающих макросистему с окружающим миром, в том числе и с другими системами уровня организации того же порядка. Если прибегнуть к медицинской метафоре, то так понимаемая безопасность сродни иммунитету, отвечающему за неспецифические адаптивные реакции организма, развивающиеся в ответ угрозе его целостности.

Ключевой особенностью живой системы является степень ее открытости. Всякий раз возникающие опасности будут в чем-то уникальны и неповторимы, а потому иммунная система организма должна быть способна вырабатывать (точнее, творчески изобретать) все новые и новые формы адекватных адаптивных ответов на угрозу. Например, в связи с развитием мировой цивилизации то и дело неумолимо развиваются новые, не ведомые ранее и не учитывавшиеся формы опасности, в связи с чем акценты в обеспечении безопасности переносятся во внутреннюю интрапсихическую сферу (феномен «распределенного управления»). Сегодня главное — обеспечение безопасности от внутренних угроз.

Мало кто реально представляет себе подлинную опасность аксиологической войны. Ведь ценности структурно конституируют саму гражданственность, саму субъективность индивидуума, а потому их разрушение влияет на все без исключения стороны жизни человека и общества сугубо разлагающе. Даже странно, почему по отношению к аксиобезопасности в Советском Союзе царил какой-то идиотический инфантилизм и вульгарно-механицистская слепота. Руководители страны, да и сами ее граждане, наивно полагали, что внутреннее содержание самого человека и питающие его социальные институты — что-то не слишком важное, не очень-то значимое. Свободная индивидуальность особым почтением не пользовалась, а потому пребывала в глубоком забвении. Подавляющее большинство граждан были совершенно равнодушны по отношению к ответственности всех и каждого за эффективную нравственно-психологическую саморегуляцию, психолого-культурное самоупорядочивание. Время показало, что такая аксиологическая беспечность стоила советскому обществу главного — целостности и жизнеспособности.

Разумеется, историческое развитие общества немыслимо без непрерывного процесса трансформации ценностей. Особенно этот энтропийный процесс усиливается при отсутствии внимания руководителей государства к институциональным каналам поддержки и развития ценностного воспитания. Однако та аксиологическая катастрофа, которая имеет место в настоящее время, исторически беспрецедентна и является результатом хорошо спланированных направленных, системно организованных деструкционных мероприятий, проведенных в рамках психологической войны.

До сих пор проявляется благодушная склонность считать аксиолизис естественным исторически обусловленным процессом, закономерно сопутствующим трансформации общественно-политического строя и связанным со спонтанным радикальным обновлением экономических и информационных основ жизни общества. Однако, по всей видимости, дело обстоит совершенно иначе: разразившийся крах общественно-экономической системы советского общества явился прямым результатом тотального разрушения ценностных систем, изнутри (интрапсихически) цементировавших сообщество на самом что ни на есть глубинном уровне, вплоть до пласта коллективного бессознательного. Крах этот явился прямым следствием эффективно проведенной аксиологической войны, которая вполне осознанно и целенаправленно осуществлялась высококвалифицированными специалистами в области психологии пропаганды посредством разнообразных информационно-диверсионных мероприятий. За ведение этой вполне реальной войны отвечали многие тысячи сотрудников соответствующих спецслужб стран, противостоявших Советскому Союзу в период «холодной войны». И надо признаться, свою работу они выполнили на славу.

Равнодушие власть имущих и управленческой и культурной элиты СССР к проблемам прикладной аксиологии существенно способствовали процессу аксиолизиса, но все же катастрофа явилась следствием вполне организованных действий. Специалистам прекрасно известно: в мире вообще не бывает неспровоцированных и неуправляемых конфликтов. Системы управления и информационные технологии контроля за социальной динамикой на сегодня усовершенствованы и эффективны настолько, что практически все без исключения войны, революции и катастрофы (кроме разве что геологических и климатических) создаются преднамеренно и в значительной степени управляемы (разумеется, в интересах управляющей ими стороны). Так что аксиокатаклизм ни в коем случае не был естественным следствием закономерного развития событий. Он явился результатом весьма эффективных операций психодиверсионного характера, и иное отношение к происшедшему не только отдает «страусиной политикой», характерной для невежд и трусов, но и лишает нас всех возможности исправить нынешнее положение дел.

Недавнее выступление Билла Клинтона на заседании Комитета начальников штабов Вооруженных Сил США содержало нескрываемое торжество по поводу того, что посредством психологической войны американцам удалось добиться того же, к чему в свое время стремился отчаянный «ястреб» Трумэн с помощью атомной угрозы Советскому Союзу. Однако, как заметил Клинтон, результаты выигранной психологической войны оказались куда более впечатляющими и радующими, т.к. вместо пораженной атомом пустыни в распоряжении США оказался грандиозный сырьевой придаток с населением, пораженным полным гражданским и волевым параличом. Действительно, первое следствие аксиолизиса — снижение уровня гражданской ответственности, повышение готовности к предательству интересов собственного народа и нарушение работы систем управления сверху донизу, от интрапсихических до корпоративных и общегосударственных. Американцам и их союзникам в результате психологической войны удалось фактически уничтожить сколько-нибудь состоятельное управление постсоветским сообществом.

По эффективности аксиолизис превышает любые мыслимые возможности пресловутой нейтронной бомбы, уничтожающей противника и оставляющей в неприкосновенности материальные ценности. В психологической войне наши противники не только сберегли для себя земли и их богатства, но и заполучили в свое распоряжение наиболее талантливых и активных интеллектуалов, готовых ревностно служить новым хозяевам. На наше счастье, человеческая природа такова, что оставляет нам возможность восстановления аксиоздоровья. Однако, как известно, «под лежачий камень вода не течет». Так что без наших собственных организованных и вполне сознательных усилий нынешнее положение дел не изменится, но лишь грозит ухудшиться.

«Психологическая война — это совокупность различных форм, методов и средств воздействия на людей с целью изменения в желаемом направлении их психологических характеристик (взглядов, мнений, ценностных ориентаций, настроений, мотивов, установок, стереотипов поведения), а также групповых норм, массовых настроений, общественного сознания в целом» /36/.

Метафорически сражение двух мировых систем чем-то напоминало схватку двух хищников. Одному из них удалось, жертвуя многим, быстрее нарастить клыки и когти, однако его нервная система оказалась неустойчивой и незащищенной. Речь идет не столько о качестве функционирования средств массовой информации, сколько о ценностном пространстве субъективного мира каждого гражданина. В результате поражения нервной системы (в частности, из-за ее банального истощения) когти рассыпались, а клыки искрошились вследствие утраты воли к выживанию целостного организма. Метафора излишне прямолинейна, зато верно отражает суть случившегося. Битва оказалась проиграна не на ниве технологий, но в сугубо ценностном, нравственно-психологическом плане. И дело здесь не в моральной силе представителей того или иного сообщества, но в возможностях применения коварнейшего из видов вооружений — антиценностного информационного «вируса», парализующего глубинные контуры управления на уровне каждого из индивидуумов, которые даже не догадываются о ведущейся психологической агрессии.

Причина крушения аксиобезопасности кроется не только в продуманных информационно-психологических мероприятиях, организованных мастерами «холодной войны», но и в тупом невнимании руководителей и специалистов к аксиобезопасности. Разрушение ценностей началось не вчера, оно имело место уже на закате имперской истории царской России. Однако процесс этот нужно было отслеживать, а его негативные последствия — упреждать и профилактировать. На деле же все равнодушно положились на мощь давления средств пропаганды и инерцию самосохранения бессознательных установок традиционного семейного воспитания, ограничившись «вылавливанием» и изоляцией отдельных наиболее «шумных» диссидентов, чаще других оказывавшихся сознательными пособниками заокеанских специалистов по аксиолизису. В известном смысле, именно отсутствие институтов обеспечения аксиобезопасности определило то, что Советский Союз не поспел вслед за стремительно развивающимся мировым сообществом. Сегодня еще осталось время и ресурсы, необходимые для того, чтобы наверстать упущенное и возвратить странам СНГ аксиологический иммунитет. Однако сделать это следует безотлагательно, иначе катастрофа лишь усугубится и общество окажется бессильной жертвой нарастающей душевной энтропии и ценностного хаоса.

Аксиоболезнь общества явилась страшной расплатой за благодушное попустительство и безответственное невежество руководителей страны и ее интеллектуального авангарда. В известном смысле это та самая простота, что считается хуже всякого воровства и предательства. Однако ситуация может быть исправлена, если безотлагательно приступить к восстановлению условий, необходимых для аксиологического самооздоровления граждан и сообществ. При ведении аксиологической войны разрушается адекватное отражение социальной реальности индивидуумом. Благодаря этому аксиоагрессия приводит к скрытой дезинтеграции общественного организма, выявляясь открыто лишь на агональной стадии разложения управляющих структур и тотальной деструкции правил социальных игр. Сегодняшние псевдодемократические руководители стыдливо умалчивают о главной утрате, понесенной всеми нами в информационной войне — о потере ценностных смыслоориентирующих координат, исчезновение или хаотизация которых неизбежно омертвляет человеческое существование и завершается потерей самого вкуса жизни и творчества.

Оказалось, что аксиовойна гораздо опаснее войн климатической или бактериологической: она совершенно незаметна, а потому мало кем ее угроза воспринимается всерьез. Отсюда — полная беззащитность в результате отказа от выстраивания системы информационной защиты от внешних деструктирующих влияний. Результатом аксиологической войны оказалось поражение не только внутреннего мира всех и каждого, но и рассеивание нигилистической заразы на многие поколения вперед, так как деградировал сам социальный институт морально-психологического воспроизводства граждан (перерождение семейного института, системы образования и интеллигенции). Большинство жертв незримой аксиологической войны в чем-то сходны с пресловутыми хибакуси — потомками жертв ядерной бомбардировки Хиросимы и Нагасаки, внешне практически здоровыми, но вследствие поражения генетического аппарата обреченными на смертельные заболевания.

«Основой процветания государства является не информационная агрессия против других стран, а сильная внутренняя социальная политика, развитие нравственных принципов и моральных норм, комфортная психологическая обстановка в обществе» /37/. В полном соответствии с этим утверждением в настоящей работе мы разработали концептуальные модели и методические рекомендации по восстановлению аксиологической безопасности. Незнание практических путей восстановления ценностных миров граждан и эффективного обеспечения аксиобезопасности связано с непониманием масштаба и причин аксиокатастрофы, что в свою очередь причинно определяется непониманием организующей, конструирующей и системообразующей роли ценностей во внутреннем мире человека и межличностном пространстве сообществ.

По существу ценности принципиально негэнтропийны, а потому любая хаотизация, любое разрушение их систем приводит к нарушению равновесия в управлении как жизнью отдельных индивидуумов, так и существованием составляемых ими групп. Главной задачей аксиоагрессии является максимальное разрушение ценностного фундамента социума противника, что неизбежно приводит к эскалации внутренних конфликтов в атакуемом сообществе и серьезно нарушает кооперацию индивидуумов, делая их совместную деятельность неэффективной.

Если учесть функции ценностной системы в жизни индивидуумов и групп, то аксиолизис аналогичен СПИДу: незаметно и неотвратимо разрушается главная система иммунной защиты, поражается система критериев распознавания «своего» и «чужого», «полезного» и «вредного», «целительного» и «губительного», причем распад защитных «органов» носит каскадный характер, т.к. все ценности гетерархически взаимосвязаны и комплексно конституируют друг друга.

Так что и без паранойяльной конспирофобии все ясно: в стране наступил аксиологический беспредел. Спектр его деструктивных последствий невообразимо широк — от ухудшения вузовской подготовки специалистов и возрастающего числа разводов до роста преступности, самоубийств и числа юных наркоманов на фоне общего снижения экономической эффективности общества в целом и падения уровня здоровья населения.

Конечно, любое историческое событие может быть рассмотрено с различных сторон. Приведем одно из мнений по поводу разразившейся аксиокатастрофы, которое содержит известную долю смысла и не противостоит оценкам автора: «Национальное государство находится в стадии разложения и одним из его проявлений является превращение наций в совокупность индивидуумов, придерживающихся различных верований и ценностных систем и не объединенных ничем, кроме уважения, в лучшем случае, к верованиям других. Важна не только неизбежность подобного развития событий в России, а его важность для ее политического будущего: идеологическая, ценностная раздробленность, разобщенность общества, не являющегося при этом атомизированным — самая эффективная прививка против тоталитаризма. Необходимо лишь, чтобы сознание отдельного индивидуума было не разорванным, а целостным, чтобы он был привязан к определенному сегменту гражданского общества, а не существовал «сам по себе» /38/. К величайшему сожалению автора, ценности оказались поверженными задолго до возникновения даже зачаточных форм реально функционирующего гражданского общества, а разрушение экономики и образовательных институтов окончательно выбило почву из-под ног граждан, даже представить себе не могущих, что это такое — «жить самим по себе». В данном случае вполне приемлемое для лечения тоталитарного общества аксиолитическое лекарство советскому обществу было преподнесено в столь смертельной дозе, что население страны этого удара попросту не перенесло — и все развалилось на части и в переносном, и в самом что ни на есть буквальном смысле.

Аксиобезопасность может рассматриваться как интрапсихическая составляющая любого из видов национальной безопасности. Как таковая, она тесно связана с медициной, образованием, социальной защитой граждан, кадровой политикой, экономикой, информационной стратегией и обороноспособностью. Кстати, не будем забывать, что функциональная необходимость армейского института политруков или как их сейчас принято именовать «психологов-воспитателей» самоочевидна, однако ее воплощение существенно зависит от концептуальной и методической состоятельности и самих войсковых психопедагогов, и их академических наставников.

Сегодня информационно-культурная среда стала немыслимо агрессивной, мощно напряженной и перенасыщенной парадоксами и противоречиями, требующими обязательного сознательного выбора. Именно сегодня индивидуум нуждается в надежном, эффективном и дифференцированном аксиологическом иммунитете. Последний может быть обеспечен не просто за счет свободного перемещения информационных ресурсов в социальном организме, но благодаря направленной организации аксиотерапевтического корпуса психопедагогов, прошедших аксиопедагогическую спецподготовку.

Аксиологический крах в известной мере был исторически неизбежен по многим причинам. Но сегодня настало «время собирать камни», ибо осознание масштаба аксиолитической катастрофы вынуждает содрогнуться даже самые черствые сердца. Очень важно осознать тот факт, что центральным моментом происшедшей социально-политической и техно-экономической катастрофы является именно поражение в аксиологической войне. Правильная ориентация в причинах поражения социально-политической системы явится залогом грамотной организации аксиореконструирующих социальных мероприятий. Более того, сегодняшнее постсоветское общество пребывает в состоянии перманентного многоаспектного кризиса. На этом бифуркационном переломе исторического развития обеспечение аксиологической безопасности становится причинно значимым для организации сколько-нибудь конструктивных перспектив развития общества.

Именно ввиду глубокого и многопланового кризиса общество чрезвычайно восприимчиво к любым внешним интервенциям, открыто всем влияниям и воздействиям. Для понимания специфики этой ситуации полезно обратиться к метафоре беззащитного рака-отшельника в период смены им внешней защищающей мягкое тело прочной раковины. Фактически охранение аксиобезопасности может быть понято как система мер защиты высшей управляющей инстанции, ответственной за сохранение жизнеспособности и креативности сообщества — инстанции внутрипсихической, интимно-субъективной, личностно значимой, но оттого не становящейся менее реальной и объективно значимой для выживания и развития сообщества. Всякий человек ввиду особенностей функционирования психики склонен яростно отстаивать исповедуемые им ценности. Поэтому привитие социально приемлемых и индивидуально актуальных ценностей является самым мощным лечебно-профилактическим средством, направленным на охранение общественного здоровья, включая его экономический, технологический и военный аспекты.

Подобно рыночному хозяйству, системы ценностей сами собой не восстановятся — как и во всем культурном строительстве не обойтись без сознательной творческой воли одаренных индивидуумов. Дальнейшее же деструктивное влияние чуждых нам аксиосистем грозит окончательно нивелировать и разрушить нас как уникальное культурное сообщество. Придется напряженными усилиями восстанавливать все заново, а как именно это сделать — это и является содержанием настоящего научно-исследовательского проекта.

Ситуация аксиолизиса аналогична процессу восстановления жизнеспособности пациента после тяжелой болезни. Паттерн творческой задачи тот же — необходимость восстановить иммунитет (неспецифическую сопротивляемость организма вторжениям чужеродного генетического материала), опираясь на знание о способах управления глубинными силами спонтанной самоорганизации психики. Необходимые лекарства, правильные лечебные приемы, профессиональная подготовка врачевателя — восстановление аксиоцелостности, являющееся предметом настоящего исследования, целиком аналогично избавлению от физического недуга. Следует помнить известную поговорку — «Из ничего всегда получается именно ничто». Необходимы усилия особого рода, опирающиеся на знание глубинной человеческой природы, на понимание специфики психосемантической самоорганизации и укорененные в тенденции к спонтанной креативности в сфере семиодинамики.

Как тут не вспомнить евангельскую метафору о «краеугольном камне, отринутом строителем», имея в виду строителей нашей государственности и культуры! В пылу созидательного азарта и деятельностного самовыражения руководители общества как-то позабыли о самом человеке в его наиглавнейшем высшем — ценностном! — измерении! Любое внешнее управленческое действие необходимо опирается на внутреннюю саморегуляцию управляемого субъекта и на творческую самоактивность подчиненного. Об этом прекрасно осведомлены талантливые менеджеры и удачливые предприниматели, но об этом совершенно позабыли чиновники и идеологи государственного строительства. А такого рода невежество может дорого обойтись всем без исключения гражданам.

Главным выводом выше сказанного можно считать следующее: одними лишь внешними средствами совокупность проблем обеспечения национальной безопасности не разрешить. За счет одних только действий специальных служб невозможно охранить сообщество от внешней информационной агрессии и внутренних энтропийных разложений. Общество, как и отдельный человек, жизненно нуждается в воспитании. Необходимы более эффективные правила игры, иные формы социального общежития, иная этика. В связи с осознанием актуальности аксиологической проблематики в контексте совокупности проблем обеспечения национальной безопасности должно произойти перераспределение ресурсов и расстановка акцентов и приоритетов. При этом исходным основанием для определения содержания национальной безопасности должно служить наличие ясно сформулированных общенациональных интересов, представляющих собой осознанные потребности нации в самосохранении, развитии и обеспечении собственной безопасности.

Остро встают проблемы идеологической и этической толерантности. Усиление аксиоиммунитета не должно приводить к закостеневанию общества и прекращению интенсивного культурного развития. Необходимо сформировать общественную систему, информационно, кадрово и структурно обеспечивающую гибкое диалоговое реагирование на изменения общемировой ситуации. Не будем забывать о недопустимости международной экономической и культурной изоляции страны, а потому необходимо развивать как средства прогнозирования аксиологической ситуации, так и инструментальные технологии эффективного межгосударственного диалога.

Задача непростая, но реальная, и ее придется решать самым серьезным образом, для чего предстоит привлечь в сферу аксиотворчества наиболее талантливых специалистов. Понятно, что такого рода стимулирование их творчества должно быть обеспечено и экономически, и юридически, и статусно. Но создать такие условия придется в любом случае, иначе опасности будут подвергнуты будущие поколения. Восстановить державу — значит обеспечить безопасность народу, как ныне живущему, так и грядущему. Нет нужды впадать в конспирофобическую паранойю, но все же аксиологическая бдительность должна быть достаточно высока для того, чтобы обеспечивать функцию охранения населения и руководства страны от внешней информационной агрессии.

Только безотлагательное проведение целого ряда аксиовосстановительных мероприятий при очень серьезном и ответственном отношении к обозначенной нами общенациональной проблеме позволит предотвратить гибельные последствия продолжающего нарастать общесоциального кризиса.

Нет никакого желания огульно обелять наше недавнее тоталитарное прошлое. Руководители атеистического государства тоже внесли посильную лепту в размывание духовно-нравственного фундамента жизни народа. Но сегодняшняя ситуация беспрецедентна, и исходить надо из наличного состояния.

Все констатируют факт крушения системы ценностей, но никто не спешит указать хоть какой-нибудь конструктивный практический выход из сложившейся тупиковой ситуации (к примеру, возврат к Закону Божьему или к Моральному Кодексу Строителя Коммунизма). От этого же зависит сама жизнь общества, сохранение его этнокультурной самоидентичности. Сфера ценностных ориентаций осталась без внимания, т.е. оказалась хаотизированной и бессознательной. Теперь же надлежит поставить ее в центр внимания всего общества и, прежде всего, его лидеров и руководителей.

Существует иерархия аспектов национальной безопасности, в целом являющаяся синтезом информационной (аксиологической, идеологической, концептуальной, кадровой, интеллектуальной) и операциональной (финансово-экономической, оборонной, экологической) безопасностей. Но все же иерархически аксиобезопасность представляет собой высший уровень обеспечения национальной безопасности. Поддерживать и охранять ее весьма непросто, но в условиях развития постиндустриального общества совершенно необходимо.

Грубое давление, пусть даже информационное, и всякого рода цензурное запретительство совершенно недопустимы в восстановлении аксиоиммунитета — жизненно необходима целостная динамичная система мер воспитания, обеспечение условий для осуществления которой является одной из важнейших функций государства. В воспитании же, как известно всем образованным и нравственно зрелым людям, репрессивные меры неэффективны в принципе — глубинно мотивирующие творческую самоактивность индивидуума ценностные паттерны должны быть приняты совершенно свободно. Ценности ценны и действенны лишь при добровольном и совершенно сознательном, свободном их принятии в качестве внутренних регулятивов восприятия, мышления и поведения.

Сегодня аксиокатаклизм стал уже историческим фактом, и это просто надлежит принять как данность. Но восстановление глубинной ценностной жизнеспособности общества возможно, т.к. ценности имеют некое онтологическое бытие, а потому не разрушаются, но лишь скрываются, заглубляются, уходят в тень психического мира. Целенаправленная государственная политика в области восстановления ценностных содержаний культуры вполне способна обеспечить «реанимацию» ценностных систем и возвращение их к активному управлению человеческими отношениями и поведением.

Рассматриваемая проблема проста, но глобальна, потому-то для ее постановки и описания и пришлось объединить знания из самых разных отраслей человековедения, естествознания и общественных наук. Проблема настолько центральна для решения настоящих и ожидающих нас в будущем вопросов, что ее действительную актуальность попросту трудно переоценить.

Если удастся приступить к комплексному разрешению проблемы аксиобезопасности, это создаст совершенно уникальные условия для осуществления социально-эволюционного прорыва. Как ни странно, та кошмарная ситуация, в которой мы все сегодня оказались, таит в себе множество ресурсов развития. Однако привести в действие потенциал прорыва можно, лишь организовав институт охранения аксиобезопасности. «Необходимым условием прорыва является психосоциальная трансформация, проявляющаяся в единении, коммуникации и кооперации» (Л. Мэмфорд). Предлагаемые нами аксиозащитные мероприятия как раз способствуют реализации этих трех принципов, от которых зависит ресурсная состоятельность развивающегося сообщества.

Именно культура и образование являются наиболее активными факторами модернизации посттоталитарного общества. Современные методологи не без оснований считают, что сегодня не власть и даже не экономика оказались предметом политики, но культура и нравы. Такое утверждение прекрасно вписывается в авторскую концепцию методического обеспечения аксиобезопасности страны. Кстати, в развитых странах мира развитию субкультурных сообществ, а значит и исповедуемым их членами ценностным системам, уделяется колоссальное внимание государственных структур: соответствующие ведомства весьма ревниво опекают развитие различных субкультурных сообществ и ненавязчиво направляют его ход в случае необходимости, используя для этого эффективные социальные технологии.

Приведем характеристики нового поколенческого этоса, весьма примечательные для уяснения обоснованности авторской модели: «неприятие аскетизма и стремление жить полнокровно, «естественно», вкушая все (а чем больше, тем лучше) радости жизни (гедонизм, эвдемонизм, цинизм); неприятие лицемерия, ханжества, лжи, фальши и стремление к естественности, искренности, честности; неприятие всяческого официоза и стремление к непринужденности, раскованности, раскрепощенности; неприятие стадности, массовости, отвращение к коллективизму, основанному не на частном интересе, и стремление к индивидуализации, элитарности, коллегиальности; неприятие альтруизма и стремление к самоутверждению «любой ценой», в т.ч. за счет других (эгоизм, эгоцентризм)» /39/.

Суть предлагаемой программы аксиотерапевтических мероприятий кратко может быть определена как комплекс мер содействия формированию нового поколенческого этноса и содействие созреванию новой нравственности, ключевыми моментами которой станут автономия, сотрудничество, свобода, ответственность и личностность. Фактически эта программа является необходимейшим разделом государственного строительства. Она призвана реализовать принцип «распределенного управления», без чего невозможно оптимизировать процессы групповой самоорганизации.

«Культура порождает ценностно-предметное многообразие. Перед индивидуумом стоит задача овладения этим многообразием. Оно соответствует определенному континууму человеческих сущностных сил. Его сфера очень обширна, каждая из его составных частей предъявляет свои права перед индивидуумом, каждая подкреплена своей предметно-функциональной областью, внутренними склонностями еще не полностью сложившегося психического аппарата и наличными социально санкционированными ценностями. Так что перед вступающим в жизнь индивидуумом возникает опасность, часто превращающаяся в реальность, расщепления душевных сил и вместе с тем задача обретения внутреннего единства. Этот процесс выявления равнодействующей для расходящихся в разные стороны векторов может занимать длительные промежутки времени» /40/.

В прошлом аксиобезопасность поддерживалась за счет функционирования достаточно устойчивых институтов традиционной культурной трансляции. Но сегодня, во времена взрывоподобно развивающихся информационных технологий и валообразного нарастания объемов перерабатываемой информации, необходимо опираться не на авторитет предков или лидеров, но на самостоятельно выпестованное мнение самого творчески ориентированного индивидуума, развитие которого поддерживают образованные, высококвалифицированные аксиопсихологи и психопедагоги. Сегодня наступило время изменения самого характера обеспечения аксиобезопасности. В качестве концептуальной основы должно использовать систему знаний о закономерностях психической деятельности и грамотно реализовывать законы человеческой натуры.

«Модернизация неизбежно связана с глубокими сдвигами не только в содержании ценностей, но и в самом механизме их изменения» /41/.

По иронии судьбы, многие убеждены в том, что с наступлением постиндустриального общества отпадает какая бы то ни была нужда в воспитании как отдельных индивидуумов, так и субкультурных сообществ и групп. На самом же деле именно с наступлением эры информационных технологий потребность в воспитании резко возросла. Отныне сама жизнь требует от человека колоссальной внутренней организованности, нравственно-психологической устойчивости и организационной технологической гибкости. Окружение современного человека стало чрезвычайно плотным, многомерным и динамичным, и для того, чтобы не разрушиться под давлением потоков новизны, ускорения и разнообразия (критерия А. Тоффлера), человек в собственном внутреннем мире должен, если можно так выразиться, прочно стоять на ногах.

Таким образом, воспитание в настоящем и будущем может рассматриваться как общесоциальная проблема, разрешение которой неразрывно связано с вопросами обеспечения аксиобезопасности. Процессуально воспитание можно представить как бережную расстановку акцентов, формулирование качественных критериев смысловой ориентации и выделение превалирующих приоритетов, касающихся наиболее значимых сфер индивидуального и группового бытия. Именно сегодня, в эпоху информационного взрыва и глобальной социокультурной трансформации, необходимо освоить новое измерение в содержательном общении представителей всех поколений, успешная организация которого обеспечит выход общества из антивоспитательного болота. Для этого необходимо ввести в действие новый особый фактор общественного развития — гуманитарные технологии, каковым принадлежит и предлагаемая автором программа мер по обеспечению аксиобезопасности.

Кстати, не следует забывать о том, что мастера психологических войн организовывают информационные провокации не только против своих биологических противников, но и адресуют их гражданам собственных стран. К примеру, пресловутая «массовая культура», этот антипод духовности, транслировалась и проводится в умы граждан развитых стран весьма технологично, системно и целенаправленно. Пора, наконец, осознать, что в сегодняшнем мире сверхразработанных информационных технологий практически ни один социокультурный и психосоциальный процесс не пускается на самотек, но, напротив, тщательнейшим образом экспертируется, организуется и направляется высококлассными специалистами соответствующего профиля.

Итак, сам человек, целостно интегрирующий спектр своих внешних возможностей и богатства своего внутреннего мира, в настоящее время должен рассматриваться как главное богатство цивилизации — богатство, понимаемое не только в качестве цели всех созидательных культурогенных усилий, но и в качестве эффективнейшего средства преобразования действительности. Тогда нравственно-психологическая устойчивость (и лежащие в ее основе многообразие опыта, гибкость адаптации и обучаемость в саморазвитии) и навыки психической саморегуляции должны рассматриваться как важнейшее условие устойчивого и эффективного развития как отдельного индивидуума, так и общества в целом.

Если культуру понимать как систему взаимосвязанных адаптационных стратегий, то психологическая культура может быть определена как система стратегий адаптации человека к собственным внутренним проблемам и к затруднениям, связанным с жизнью среди себе подобных. Психологическую культуру можно определить как защиту высшего организационного уровня «самобезопасности», аутобезопасности, обеспечение которой направлено на поддержание условий устойчивого развития самого индивидуума и охранения его собственной целостности.

Становится понятным то, что обязательное повсеместное введение специализированных курсов психологической культуры в практику деятельности образовательных систем должно рассматриваться как необходимое условие эффективного динамичного развития как общества в целом, так и отдельных его членов. Однако отмирание института традиционной трансляции ценностей не позволяет надеяться на возможность репрессивной, насильственной индукции ценностного сознания в современной полифонической социокультурной реальности. Если такого рода насильственное привитие ценностей, к примеру, в раннем возрасте, в принципе и оказывается возможным, то оно как минимум будет неэффективным. Не будем забывать о том, что всякое насилие неразрывно связано с некомпетентностью, то есть с неумением грамотно решать вопросы.

Руководители общества, не только политики и чиновники, но и представители творческой интеллигенции, никак не могут осознать причинную, центральную, чрезвычайную значимость системной подготовки сознания как элитарного, политического и экономического, так и массового, к сложным идеям пришествия нового времени на планету, к примеру, к идеям синергетики, холизма, экологии, квантовой механики и аксиологии, неразрывно связанным воедино многими разными способами. Без усвоения во всей полноте этих идей и принципов, совокупно составляющих основание теперешней парадигмы существования человечества, и речь не может идти о возможности успешного приспособления индивидуумов и групп к реалиям даже самого близкого будущего. При этом залогом жизнеспособности сообщества и государства, согласно принципам аксиопсихологии, является уважение к личностной свободе индивидуума и всемерное доверие к его творческой состоятельности.

Пора наконец понять, что благо общественное укоренено в благе конкретного гражданина и иным образом достижимо быть не может. Общим же знаменателем интеграции социума может явиться не политический лозунг или броско формулируемые религиозные идеи, но успешно функционирующий институт трансляции общезначимых ценностей и их творческого развития. Поскольку сообщество характеризуется добровольно принимаемыми и свободно исповедуемыми отдельными гражданами групповыми ценностями (аксиолегитимность), постольку ценностное воспитание не может не являться предметом общенациональной заботы. Концептуальным же фундаментом, на котором будет базироваться деятельность института трансляции и развития ценностей явится синергетическая аксиопсихология. Предметом последней являются закономерности процесса структурно-содержательной самоорганизации ценностных информационных паттернов как самоактивных целостностей, «холодайнов», спонтанно упорядочивающих психические содержания, фрагменты опыта и стратегии проектации в стройное комплексно функционирующее психическое целое. При грамотном аксиопедагогическом содействии этот процесс, синонимичный личностному развитию индивидуума, будет надежно защищен от вторжений средового хаоса (как спонтанных, так и организованных кем-либо) и будет протекать естественно и эффективно.

«В условиях неизбежности разногласий между субъектами об ориентирах жизни следует заботиться о таких общих ценностях, осуществление (не нарушение границ) которых необходимо для реальной возможности субъектам нынешнего и всех будущих поколений жить в соответствии со своими ориентирами» /42/.

Социокультурные механизмы воспитания могут рассматриваться как своего рода паратехнологии, не отделимые от психики, традиционных отношений, ритуалов общества и обеспечивающие воспроизводство социальных отношений и культуры. При этом категориальный аппарат, описывающий функционирование такого рода паратехнологий, носит явно телеологический характер (цель, средство, метод, результат, инструмент, свобода, деятельность, творчество, ответственность, процесс и др.). Как бы там ни было, но ветхозаветный декалог, сформулированный еще до нашей эры, мало соответствует информационно-психологическим реалиям современного сверхинтенсивно функционирующего общества.

Однако до сих пор сфера психопедагогики совести, искренности и ответственности по содержанию напоминает черную дыру — говорится об этом чуть ли не на каждом шагу, однако реальных психотехнологий и методик наставничества почему-то не формулируется. Мы уверены, что это связано в первую очередь с непониманием смыслоорганизующей природы самих ценностей. Исследователи не принимают в расчет онтологический характер ценностей, их холистическую организованность и способность к саморазвитию. Ценностные системы, как отдельных индивидуумов, так и целых культурных сообществ, способны саморазвиваться, однако развитие это протекает достаточно устойчиво лишь при условии грамотного педагогического содействия ему. Семя имеет причину роста в самом себе, однако несоблюдение условия прорастания и выращивания может нарушить весь процесс вегетации.

Аналогичным образом обстоят дела и в аксиологической сфере. Человек учится у жизни самостоятельно, подлинный опыт неизменно экзистенциален, насыщен непередаваемыми вербально и сенсорно переживаниями и внутренними интуициями. Но педагог направляет этот живой процесс, инициирует творческий поиск субъекта и создает благоприятные условия для спонтанного развития личностно приемлемых ценностных конгломератов. Ценностные миры самовыстраиваются, ориентации самонастраиваются, навыки самопонимания самовыявляются. Однако для того, чтобы эти загадочные процессы смогли осуществиться в полной мере, необходимо особое «повивальное» содействие педагога.

Представления А.Г. Маслоу об иерархической пирамидальной организации системы потребностей человека вполне законны и обоснованы /43/, однако это еще не отменяет необходимости намеренного охранения структур высшего уровня управления организмом и поведением. Ценностная психопедагогика может рассматриваться как процесс управления информационным развитием микрокосмоса индивидуума. Вне направленной (но вовсе не обязательно репрессивной и требовательной) педагогики и речь не идет о развитии способностей к саморегуляции и саморазвитию.

Физиологам известно, что введение какого-либо секрета той или иной железы в организм извне неминуемо приводит к атрофии самой железы. Ведь ее функциональная деятельность оказалась излишней, разрушились системы внутриорганизменных обратных связей (синергетическая «кольцевая причинность»). Так и в душе человека, аксиотворчество угасает за невостребованностью. Следовательно, первейшим условием нарастания потенциала аксиосостоятельности субъекта является привлечение его внимания к значимости самих ценностей и проявление непоказного интереса к ценностным паттернам, организующим его внутренний мир и внешнее поведение. Тут уже речь идет не о репрессивной пропагандистской «промывке мозгов», не о насильственно внедряемых рекламных зазываниях, но об авторской и научно обоснованной творческой аксиопедагогике. Введение такого предмета во всех учреждениях образования соответствует самой логике развития современных образовательных систем и отвечает наиболее значимым требованиям и запросам современной жизни.

«Глубинное общение — та животворная почва, тот вечный источник, который питает ценности, коррелирует связь новых жизненных смыслов с объективной диалектикой Вселенной. Засорение этого источника, технократическая суета приводят к тому, что верх берут представления, толкающие мир к экологической катастрофе, вандализации культуры, деградации человека» /44/.

Мало кому известен положительный опыт московского психолога Орлова Ю.А., вот уже много лет читающего публичные лекции, именуемые «Популярно о практической психологии жизни». Фактически предметом изложения известного мастера российской психотерапии является именно аксиопсихология. Однако опыт этот фрагментарен и практически единичен. Мы же ведем речь о создании институциональной общегосударственной системы аксиопросвещения и аксиопрофилактики, которая организует творческий труд тысяч преподавателей и сможет обеспечить доступ к важнейшей для реорганизации жизни информации о практике психокультуры миллионам граждан самого разного возраста.

Кстати, еще совсем недавно, до развития Интернета и разработки методов недирективной суггестии, осуществление подобного аксиопроекта было бы попросту невозможным. Именно последние открытия в области квантовой механики, холодинамики и синергетики, психологии и нейробиологии позволят осмыслить всю совокупность методов, моделей и приемов аксиопсихопедагогики и внедрить методики аксиопросвещения в практику адекватно уровню сложности разрешаемых с их помощью индивидуальных и общесоциальных проблем. Еще совсем недавно механицистская модель обучения и гипернормативное поведение большинства педагогов этому серьезно препятствовали. Сегодня же разработаны важнейшие для аксиопсихологии модели сетевого взаимодействия, изучены законы и принципы самоорганизации открытых систем, доказана высокая эффективность именно ненасильственной кооперации. Все это позволяет по-новому рассмотреть проблему нравственно-ценностного воспитания как своего рода «точки роста» культурной цивилизации. Кстати, в этом отношении население развитых стран мира тоже многое подрастеряло к концу ХХ столетия, но все же сочетание конкурентного стиля развития и известных демократических институтов, а также повышенный интерес производителя к развитию талантливых кадров охранили индивидуума и семейный институт от полного краха перед лицом все нивелирующего технократизма.

Как только речь заходит о практическом разрешении проблемы обеспечения аксиобезопасности и практике трансляции ценностей, лира философов почему-то умолкает. Оно и не удивительно — по словам Ф. Ферре, «технология — это практическая реализация интеллекта». Нет модели, нет концепции, нет развитой гипотезы — нет и алгоритма действий, направленных на достижение результата. Особенно это справедливо для сферы человековедения, потому-то до сих пор о ценностном воспитании слышались лишь громкие декларации, либо отдельные ценные опыты накапливались сугубо интуитивно, подогреваемые личным энтузиазмом немногочисленных творчески одержимых педагогов-новаторов.

Однако, как было объяснено выше, авторская состоятельность масс-медиа, системы образовательных учреждений и семейного института фактически составляют основу жизнеспособности любого сообщества. А потому и нельзя пускать на самотек процесс ценностной трансляции — слишком велика плата за пренебрежение этой стороной организации жизни людей. Нужны не отдельные спорадические опыты и непродолжительные авторские программы, но реализация целостной системы повсеместного обучения граждан принципам и технологиям психологической культуры.

Итак, мы предлагаем принять в качестве основных для обеспечения аксиобезопасности три принципа образовательно-воспитательной реорганизации общественной жизни — детоцентризм, психоцентризм и семьецентризм. Вряд ли после всего сказанного имеет смысл детализировать определения этих естественных максим. В роли основных трансляторов ценностей должны выступать родители, школьные и вузовские педагоги и представители творческой интеллигенции (журналисты, актеры, эстрадные исполнители, поэты, художники и иже с ними).

Мероприятия по укреплению аксиобезопасности должны включать работу с детьми, работу с родителями (в том числе и с будущими — со старшеклассниками и молодоженами), а также работу профессиональных производителей информации (журналисты, артисты и т.п.) со взрослым населением. Причем работа эта должна проводиться при обязательности полноты творческой свободы и охранении личностной автономии влияющей и испытывающей влияние сторон. Школьникам предстоит ознакомиться с полной программой «Изобретательства ценностей», родители освоят специальную технологию холизации семьи в рамках проекта «Воспитание до рождения», а творческая интеллигенция получит доступ к ценному Интернет-ресурсу, представленному на мощном сервере тезаурусами десятков семантических сетей, представляющими собой идеальное поле для индивидуальных и групповых «мозговых штурмов» в процессе аксиомедитации, предваряющей создание текстов и других шедевров.

Кстати, по всем трем направлениям в Аквариуниверситете уже ведутся работы, хотя в настоящем докладе будет представлена лишь методика работы со школьниками. Разумеется, тремя представленными направлениями аксиопрофилактики весь спектр аксиопроблематики не исчерпывается, однако изложение целостного массива глобальной системы обеспечения национальной аксиобезопасности явно выходит за рамки настоящего открытого сообщения.

«Конфликт ценностей, связанный с разрушением традиционной культуры, есть одновременно процесс рождения свободной, ответственной, самостоятельной личности, становление цивилизации и культуры, опирающейся на эту личность» /45/.

Предлагаемый метод восстановления аксиопотенциала социума можно назвать методом катализации личностного развития, методом недирективной стимуляции нравственного созревания индивидуума, психотерапевтической аксиопедагогикой и дидактотехнологией творческой автономизации личности. Если представить себе медитативно семантическое поле, являющееся целостным для этого спектра определений, то результат нашего сообщения будем считать достигнутым.

Если «Изобретательство ценностей» будет представлять собой пропедевтический курс для молодежи, проект «Воспитание до рождения» потребует от родителей осознанных усилий по формированию семейной психологической культуры. Мантически же организованные семантические пространства предназначены профессионалам информационного производства и будут доступны им в режиме интерактивной телекоммуникации.

Не будем забывать о том, что синергетическое упорядочивание психического необходимо сопряжено с выравниванием холистического баланса организма как психосоматической целостности. Таким образом, успешная аксиоработа не может не отражаться самым позитивным образом на функционировании всех систем организма. Наш опыт доказывает, что оздоровительное влияние аксиоуроков на самочувствие и заболеваемость среди участвующих в работе школьников весьма ощутимо и субъективно, и по статистическим показателям успеваемости и заболеваемости. Дело в том, что гармонизация аксиопространств (необходимая для каждого в промежутке между этапными кризисами развития, характеризующихся острой, напряженной трансформацией) уравновешивает эмоции, что естественно способствует упорядочиванию вырабатывания нейропептидов, организующих самооздоровление телесного организма. Так что влияние аксиотворчества многопланово и весьма глубоко.

Современность ставит перед учителями множество проблем и вопросов, связанных с управлением поведением школьников. В большинстве случаев ввиду отсутствия эффективных технологий контроля и научения, позволяющих результативно прививать нормы поведения в школе, особым «успехом» пользуется авторитарный стиль директивного назидания и запретительства. Поведение ребенка ограничивается внешними разрешениями и ограничениями, не связанными с механизмами глубинной саморегуляции активности.

Все чаще и чаще педагоги забывают о так называемой «вертикальной модели управления поведением», с которой все они были ознакомлены за время обучения в вузе. Речь идет о следующем порядке естественной организации контроля внешней активности. Поведение человека определяется движущими мотивами, которые, в свою очередь, лишь косвенно связаны с потребностями. Потребности могут рассматриваться лишь как своего рода формальная система предпочтений, реализуемая в структурах целевой матрицы. Движущие мотивы определяются взаимозависимыми целями, которые субъект (самоактивно или под давлением окружения) ставит самому себе. Сами же цели причинно определяются не столько динамикой внешней среды и сиюминутными потребностными тяготениями, сколько укоренившейся в глубинах психики (осознаваемой в большей или меньшей степени) системой ценностей, то есть значимых смыслов и высоко актуальных отношений. Ценности же, в свою очередь, конкретизируют высшие идеалы, которые незримо присутствуют в психическом мире каждого человека, хотя детьми (да и многими взрослыми) вербализуются достаточно редко.

Вне зависимости от ясности осознания ценностей и идеалов, именно они, в конечном счете, организуют внешнюю активность индивидуума, являясь своего рода «стратегической картой» его жизненного маршрута. Таким образом, проблема управления внешним поведением естественно сводится к задаче формирования системы ценностных предпочтений и идеальных стратегий. Разрешению этой проблемы и посвящена настоящая работа, в которой излагается один из возможных подходов к стимуляции ценностного творчества детей.

Трудность воспитания как такового заключается в невозможности прямой трансляции ценностей и идеалов в психику ребенка. Эти внерациональные конструкты эффективны как регуляторы поведения лишь в том случае, если они выработаны индивидуумом самостоятельно, а не привнесены извне насильственно и механически. Современники, несмотря на многочисленные заявления прогрессистов, все же существенно отличаются от людей далекого прошлого. Последние в большей или меньшей степени были интегрированы в разветвленную и слаженно функционирующую систему социокультурных ориентаций и руководствовались развитой системой ценностных установок и идеальных стратегий.

Психологическая культура понимается нами как набор стратегий эффективной адаптации к значимым событиям как во внешнем, так и во внутреннем мире индивидуума. Однако никто не изолирован от себе подобных, а потому совместная адаптация групп к вероятным значимым событиям в усложнившихся условиях жизни становится все более и более значимой. Ввиду этого особенно важными становятся вопросы налаживания эффективного взаимоуправления и эффективной коммуникации. Последняя рассматривается как метафора любого значимого взаимодействия. Получается, что совместная адаптация к реальности требует налаживания высокосодержательного диалога. Последний и осваивается участниками уроков ценностного изобретательства, которые фактически представляют собой уроки эффективной коммуникации, полигон для выработки навыков адекватного взаимопонимания. Это имеет особое значение для наших современных школьных коллективов.

Группа с хорошо налаженной внутригрупповой коммуникацией становится более дифференцированной, сплоченной и успешной в деятельностном плане. Практика показывает, что истина синергична, т.е. требует взаимопомощи в проявлениях активности каждым из членов коллектива, пытающегося адекватно согласовать свое существование с динамически изменяющимися условиями жизни. Если залогом всякого успешного развития является умение эффективно утилизировать имеющиеся внешние и внутренние ресурсы, то именно уроки аксиопсихологии станут школой такого сближения с собственными возможностями. Эффективная коммуникация со сверстниками, с родителями и с самими собой является ключом к действенной кооперации, взаимовыгодному сотрудничеству и личностной эффективности.

Все проблемы обучения и воспитания связаны с неэффективной коммуникацией, в основе которой лежит недоверие творческой состоятельности ребенка и неуважения к целесообразной спонтанности его личностно мотивированного поиска интереса и смыслов. Коммуникация — чрезвычайно сложный процесс, который может быть понят как единство пяти основных типов общения: экзистенциальная коммуникация (любовь и дружба), трансцендентальная коммуникация (сотворчество смыслов), эмоциональная коммуникация (эмпатический резонанс), интеллектуальная коммуникация (взаиморефлексия) и поведенческая коммуникация (имитационное заражение). Разумеется, опытный педагог должен умело использовать все возможные каналы сообщения с учениками, не оставляя без внимания ни один из аспектов живого саморазвивающегося процесса общения.

Современная педагогика всецело ориентируется на максиму — «Развлекая, обучать». Действительно, нерепрессивный, неназидательный характер преподнесения знаний (не только формальных, но именно ценностных) оказывается несравненно эффективнее менторских поучений. Обучающийся обязан испытывать уважение к самому себе, его чувство собственного достоинства должно быть бережно охраняемо педагогом. Только в этом случае интерес и к личности педагога, и к преподаваемому им будет стойким и высоким. Именно самоуважение обеспечивает доступ обучающегося к собственным психоэнергетическим ресурсам, необходимым для напряженной и эффективной работы психики. М.А. Кирьякова даже указывает на необходимость «междисциплинарного синтеза знаний о человеке как педагогической цели» (курсив наш — С.К.).

Генри Дэвид Торо отметил: «Восходит лишь та заря, к которой пробудились мы сами». Великолепный девиз для нерепрессивной педагогики, о котором, к сожалению, большинство учителей неосознанно забывают, вступая в диалог со своими подопечными. Стратегически любое образование в информационную эпоху должно складываться из выполнения трех глобальных заданий: 1) научить обучающегося получать необходимую информацию (освоение метатехнологии самообучения); 2) обучить навыкам саморегуляции и самопонимания (практическое освоение психотехнологий — применение к себе «инструкций к человеческому организму»); 3) научить эффективной коммуникации и результативному проблеморазрешению (метатехнологическое искусство ТРИЗ).

Все другие задачи обучающийся сможет благодаря таким полученным умениям решать самостоятельно или в кооперации с другими. Но понятно, что ни одно из этих умений не может быть привито насильственно, репрессивно, хотя бы ввиду того, что все они требуют сугубо творческого отношения к изучаемому предмету, а творчество и несвобода — антагонистические антиподы.

Пора наконец понять, что для успешной адаптации человека в информационной среде постиндустриального общества вполне естественно приняться за восстановление главного в воспитании — личностной автономии, ценностной самостоятельности и субъектности, а значит — свободы, творчества и ответственности. Даже само сомнение, возникающее в позитивно организованном контексте группового творчества, становится не источником неуверенности и поводом для дезориентации, но мощным стимулом дальнейших поисков приемлемой личной позиции /46/.

Все усилия психопедагога должны быть направлены на пробуждение интереса к внутренним видениям, повышение доверия к самим себе и создание спроса на творческую продуктивность. Педагог должен одобрять творческую самостоятельность обучающихся, поддерживать личные ориентационные поиски и всячески укреплять навыки практического самоисследования. Таким образом, он сможет продемонстрировать столь необходимое для стимуляции личностного роста внимание к самой индивидуальности ученика, повысить значимость личного мнения для группы в целом и разрешить смелый поиск личностно значимых ценностных суждений. Значение такой одобрительной поддержки переоценить практически невозможно.

Ни в коем случае нельзя передавать ценностное знание в «готовом виде». Это было возможно в относительно несложном обществе традиционного типа, но сейчас успешная адаптация к динамично изменяющимся условиям жизни достижима лишь на основе личного поиска и при полном доверии именно личному опыту, опыту реальных переживаний, достигнутых при внимательном отношении к потоку событий.

Отказ от назидающих регламентаций должен быть жестким и абсолютным. Необходимо освободить ученика от стагнирующих усредняющих нормативов и омертвляющих поучений. Психологически любое поучение возникает из-за недоверия состоятельности партнера по общению. Однако, учитывая парный, кооперативный характер любой коммуникации, педагог назидающий легко попадает в ловушку обоюдного отчуждения и его самого, и ученика от процесса общения. Недоверие ребенку спонтанно провоцирует недоверие ребенка самому себе, ибо фигура педагога все-таки является весьма значимой, пусть даже неосознаваемо. В этом случае параллельно взаимоусиливаются недоверие ребенка и самому себе, и педагогу, и недоверие наставника не только ребенку, но и самому себе. Начинается война «всех против всех», ни к каким добрым результатам не приводящая.

В современном психоанализе известна т.н. теория контроля: перед тем, как основательно довериться врачу, пациент пытается так или иначе спровоцировать его своими эпатажными заявлениями или капризным поведением с тем, чтобы выявить пределы терпимости и степень приятия, к которому психологически готов психотерапевт. Лишь после того, как эти тесты будут успешно пройдены, пациент разрешает себе довериться врачу и раскрывает свои проблемы и трудности по-настоящему. Если бы педагоги чаще задумывались о подлинных причинах провокационного в ряде случаев поведения учеников, они стали бы терпимее и зрелее в своих реакциях на банальные проверки, предпринимаемые ради установления границ доверительного общения. Не только дети, но и всякий взрослый отваживается на глубоко личностную коммуникацию лишь тогда, когда заручается гарантиями достаточной психологической безопасности, основой которой является такт и терпимость собеседника.

Чтобы приобщить ученика к искусству свободного поиска ценностей, очень важно проявлять искреннее уважение к творческим ресурсам его бессознательного, а проще говоря — проявлять элементарное доверие к его человеческой и творческой состоятельности. Современные когнитивные психологи вслед за педагогами всех стран и народов утверждают: наиболее прочно усваиваются те ценности, которые осознаны лично и приняты совершенно добровольно (Р. Чалдини).

Для того, чтобы осуществить подлинную дерепрессию индивидуальной ценностной позиции, аксиопедагог обязан вместе с учеником подвергнуть сомнению все так называемые «самоочевидные социальные истины», большинство из которых представляют собой инертные стереотипы межличностного реагирования. В этом прослеживается некая аналогия с психоаналитическим терапевтическим методом провоцирования свободных ассоциаций: в ситуации заведомой недопустимости внешней оценки и поучательного обсуждения педагогу надлежит раскрепостить действительную мощь фантазии и, простите за каламбур, высвободить естественные для каждого импульсы к свободе.

Технократическая цивилизация привыкла к дискурсивно-фрагментарному восприятия живой действительности. Задачей же психопедагога является содействие поточному, спонтанному и интуитивному освоению внутреннего и внешнего миров учеником. Многие трансперсональные психотерапевты все чаще говорят об управляемой медитации как основном инструменте педагогики. Действительно, латинское слово «meditari» означает «движение к центру». В процессе аксиоурока и ученики, и, разумеется, ведущий, должны двигаться к центру собственного существования — идти на контакт с индивидуально-значимой картиной бытия. Использование творческого ресурса воображения возможно лишь при формировании устойчивой позитивной мотивации, формулируемой кратко, но емко: «Я смогу!».

Психопедагогу надлежит сделать широкий спектр объективных явлений культуры предметом осознания и переживания как особых потребностей личности. Он должен суметь не просто преподать нечто интересно и субъективно значимое, но всемерно посодействовать формированию на их основе устойчивых жизненных ориентаций. Кстати, формирование жизненных ориентаций в известном приближении синонимично процессу личностного развития в целом. Надлежит предложить созидать, тем самым проявив недвусмысленно уважение к собеседнику. Это позволит приобрести ему уважение и к миру, и к себе. Это сообщит ему практический опыт эффективной адаптации к себе и к миру. Зрелая личностная автономия, лежащая в основе подлинного самоуважения и действительной демократии, немыслима без здравого сочетания свободы и ответственности.

Ради высвобождения синергии группового творчества необходимо предусмотрительно продемонстрировать полный отказ от иерархической парадигмы. Как взрослый, так и ребенок сможет сформулировать именно свою позицию лишь в обстановке, свободной от всяких назиданий и поучений. Только так можно содействовать развитию внутренней честности, которая, собственно, и является подлинной основой совести.

«У человека мотивация социального порядка должна была так срастись с его эмоциональной структурой, что социальные факторы стали обуславливать мотивацию» /47/. Чем выше ценность цели, тем выше ее энергоуровень, следовательно, тем больше она требует энергии для ее материализации. Высвободить в доверии истинно значимые ценности, глубинные и высокоэнергетичные, которые не актуализируются из-за страха запрета или опасений вследствие труднодостижимости — значит, раскрепостить немалые запасы внутриорганизменной живой энергии — исцеление! Что-то подобное, но в более жестком, катарсическом варианте наблюдается при проработке переживаний в холотропной терапии.

Угнетение иммунитета связано с подавлением здоровой психоэмоциональной активности, характеризующимся снижением креативной продуктивности и низкой коммуникативной эффективностью. Терапевтическая результативность нерепрессивного изобретательства ценностей в ходе экспериментальных апробаций (мастерские в школах) была очевидна — снижалась заболеваемость гриппом, повышалась посещаемость занятий, возрастали показатели на уроках физкультуры (после обсуждения таких тем, как здоровье, целостность, воля, тело и т.п.).

Элементы (фокусы, узлы) символической системы в процессе воспитания не могут быть переданы прямо, то есть механически, о них можно лишь намекнуть, их можно подразумевать, на них можно указывать. Для этого и проводятся уроки ценностного изобретательства с использованием синонимических, метафорических и аллегорических рядов, связанных с тем или иным фокусом понимания.

К примеру, само слово «родина» ни о чем существенно малышу не говорит, но, будучи последовательно связываемо с десятками жизненно важных значений и терминов, со временем оно репрезентирует (представляет) целый комплекс переживаний, обладающий для человека колоссальной значимостью. Взращивание таких ценностных конгломератов и является главной задачей уроков аксиологического изобретательства.

Предлагаемая методика основана на идеях нерепрессивной педагогики, которые кратко выражаются формулой: «Все ценное для себя ребенок должен отыскать сам; педагог — консультант, но не назидатель». Как уже сказано, ценностная матрица создается индивидуумом вполне самостоятельно и спонтанно, хотя в целом этот процесс должен направляться извне и стимулироваться недирективными влияниями учителя.

Невозможно ни в двух, ни в двухстах словах рассказать ребенку о том, что для него значимо и ценно. Но в процессе доброжелательного диалога, длящегося годами, можно оказать ему помощь в углублении понимания ключевых терминов и освоении высших регистров смыслового диапазона психики.

Понятно, что предлагаемая методика фактически относится не столько к идеологическим, сколько к поэтическим и литературным дисциплинам. Аксиологическое изобретательство становится возможным лишь при активной стимуляции художничества, сказкотворчества и смыслогенерации, высокой склонностью к которым обладает практически каждый ребенок. Задача педагога — отказавшись от давления и понукания, мало-помалу вскрывать поэтический дар, живущий в сердце каждого малыша, и направлять течение творческой энергии в русло обсуждаемой жизненной ценности.

Осуществляемое на уроках ценностного изобретательства раскрепощение детей, которое происходит совершенно естественно в процессе групповой медитации, кроме всего прочего имеет немалую оздоровительную ценность. Тело и психика взаимосвязаны столь плотно, что практически любое изменение в одной из этих сфер приводит к тем или иным кооперативным изменениям в другой. Тесная обувь способствует снижению настроения, а грубый окрик порой может привести к острому респираторному заболеванию. Связи эти очень прочны, но мало кем учитываются.

Высвобождение креативного потенциала ребенка на уроках ценностного изобретательства, по нашим наблюдениям, улучшает его самочувствие и способствует повышению напряженности иммунитета. Во всяком случае, время от времени погружаясь в атмосферу доброжелательного творческого обсуждения, дети чувствуют себя настолько раскованными и свободными, что это не может не сказываться на гармонизации психофизиологических процессов регуляции гомеостаза. К тому же со временем педагоги осваивают выработанные самостоятельно техники поощрения и одобрения детского творчества, что служит дополнительным стимулом позитивной мотивации, неизменно сказывающимся не только на настроении, но и на самочувствии.

На уроках ценностного изобретательства очень важно с самого начала провозгласить отказ от нормативности в подходе к оценке тех или иных изобретенных и найденных смыслов. Креативный урок — это совместное радование в пространстве свободы, возможность самовыражения (в поиске ролевых стереотипов отыгрывание незавершенных напряжений и неосознаваемое изложение наболевшего) и поиск истины в самом себе. Урок этот не только радует и раскрепощает, но и реально энергетизирует ребенка, позволяя ему ощутить свою творческую состоятельность и жизненную полноценность.

Ребенок не должен бояться возможной неудачи в оценке материалов его спонтанности, а потому необходимо сразу утвердить принципиальную безоценочность отношений как между педагогом и детьми, так и между самими детьми. Очень важно отказаться от нарочитого стимулирования соревновательности. Скрытое позитивное мотивирование достигается переключением внимания с результата (количество найденных смыслов) на процесс (гармония атмосферы сотрудничества).

Не следует бояться время от время возникающих пауз и задержек, нет никакой необходимости устанавливать жесткий ритм проведения урока и принуждать детей к более активной генерации значений. Время от времени педагог должен нарушать установившееся течение психологического времени коллектива, привлекая внимание детей к найденным неологизмам и подробно рассматривая неожиданные понимания тех или иных терминов. Очень важно сразу установить доверительные и партнерские отношения между детьми, разъяснив, что никакой такой особой цели у урока нет, а главной задачей его является достижение радости группового творчества и гармонии психоэмоциональной атмосферы.

Фактически детям предлагается исследовать уже известное, содержащее в себе нечто скрытое, тайное и неявное. При этом допускается полная свобода поиска самостоятельных объяснений и право задавать педагогу любые вопросы. Истинной целью урока является высвобождение интуиции, прояснение смыслов, сокрытых за поверхностью будничных понятий, активное выдумывание нового по поводу уже хорошо известного.

Чем ненавязчивее провозглашена явная цель занятий — свобода творчества и право высказывать любую точку зрения, тем скорее будут достигнуты скрытые цели, а именно: повышение уверенности детей в себе, медитативное углубление в привычные темы, спонтанное разрешение внутриличностных конфликтов в процессе активизации интуиции, гармонизация отношений с педагогом, укрепление иммунитета как следствие снятия репрессивных ограничений, оценок и нормативов.

Детям следует предоставить право пояснять и интерпретировать собственные находки. При этом очень важно различать явные и скрытые сообщения, последние будут касаться страхов, тревог, затруднений, напряжений и опасений самого говорящего. Ввиду последнего, необходимо с самого начала оговорить обязательность охранения тайны группового обсуждения. Это создаст известную доверительность, параллельно сплачивая класс.

Излишне активных следует ненавязчиво сдерживать, мягко предоставляя возможность высказаться менее темпераментным детям. В то же время не следует забывать о неявном обучении внешне пассивных учащихся. Сам факт присутствия в классе в момент обсуждения той или иной ценностной темы уже способствует активному размышлению над поставленной жизненной проблемой, причем интенсивность внутреннего диалога слушающего весьма поверхностно связана с его активностью как выступающего. Не исключено, что отказывающиеся от открытых высказываний своих позиций дети будут усваивать тему гораздо глубже, чем те, которые будут говорить без устали.

В связи с этим следует очень осторожно подойти к поощрению лучших ответов. Скорее, необходимо установить приз (какой? об этом должен подумать весь класс) за лучший вопрос, обращенный к учителю в связи с рассматриваемой темой. Это поможет педагогу основательнее готовиться к занятиям и в то же время предоставит детям возможность достаточно активно вступать во взаимодействие с учителем.

Педагог в групповом обсуждении ценностей должен взять на себя роль группового психотерапевта, на равных сотрудничающего с детьми. Его задача сводится к буферированию конфликтов и бурных несогласий детей друг с другом, преодолению кризисов и затруднений, возникающих в процессе обсуждения, а также к наблюдению за избирательностью интереса детей, которое может дать ценную диагностическую информацию по принципу «у кого что болит, тот о том и говорит».

Не следует забывать о роли юмора в недирективном управлении творческой динамикой класса. Всеми силами следует избегать ранжирования детей по талантливости и уровню личной активности; в конечном счете, обсуждение должно носить именно терапевтический характер, что определено самой целью ценностного изобретательства (метастратегическое программирование личностной активности). Успехом урока можно считать коллективное нахождение неожиданных смыслов и значений, а также поддержание благоприятной творческой атмосферы и успешное преодоление возникших конфликтов.

Неудачи в обсуждении ценностей практически невозможны, так как нежелание детей обсуждать тот или иной вопрос как раз свидетельствует о необходимости более тонкого подхода к этому обсуждению и обязательности возвращения к этой теме вновь и вновь. Пока не достигнут взрывной эффект радования и пробуждения интуиции хотя бы у нескольких учеников в классе, урок завершенным считаться не может, а потому к нему следует возвратиться через несколько месяцев и организовать предъявляемый семантический материал по-новому, предоставляя детям следующую попытку проникновения в неосвоенную смысловую сферу.

Очень важно научиться коллекционировать «сухой остаток» урока, из найденного и обретенного, что может быть зафиксировано в слове или образе. Целесообразным можно считать создание альбома ценностных изобретений, а также ведение педагогом дневника, в котором будут фиксироваться замечания и наблюдения за поведением и раскрытием детей. Именно работа над альбомом и дневником (создание своеобразного «музея класса») позволит как педагогу, так и самим детям самостоятельно изобретать новые тематические планы обсуждений, символически представляя в темах бесед о ценностях текущие проблемы школы, проблемы класса и проблемы отдельных учеников.

Таким образом, изобретение ценностей может со временем превратиться в эффективный процесс групповой психотерапии класса, что позволит решать не только воспитательные, но и сугубо организационные проблемы.

Вступительное слово об обсуждаемой ценности. Назвав тему группового обсуждения, педагог должен рассказать о привычном восприятии этой ценности в обществе («обычно считается, что родина — это...»), а также о высоком понимании предлагаемой для обсуждения темы («мудрые люди полагают, что родина — это...»). Полярно разгруппировав профаническое и сакральное в понимании темы, педагог задает ориентацию поиска, неявно определив пошлое и возвышенное, примитивное и глубокое, банальное и культурное в понимании рассматриваемой ценности. Чем ярче будет проведена эта поляризация возможных отношений к теме, тем естественнее ученики включатся в процесс обсуждения.

Описание смыслового пространства ценности. Используя синонимический, метафорический и аллегорический ряды, а также привлекая образные ассоциации и перечисление антонимов, педагог фактически описывает семантический ареал рассматриваемого термина. Тем самым он задает рядом значений направления и пределы свободного поиска толкований и интерпретаций. Естественно, данный перечень ни в коем случае не является ограничивающим творческие возможности детей, напротив, в ходе урока учащиеся должны выйти за указанные пределы и связать с рассматриваемым понятием столь далекие образы, синонимы и термины, чтобы его смысловое поле расширилось до максимума, не теряя при этом известной структурности и целостности.

Объяснение для «марсианина». Предложите детям разъяснить смысл и специфику понимания ими ценности воображаемому лицу, не имеющему ни малейшего представления о характере данного ценностного переживания. Пусть кто-то из обладающих актерскими задатками детей возьмет на себя роль такого «марсианина», а другие будут ему наперебой рассказывать о том, что представляет собой данная ценность.

Кинестетическое моделирование. Предложите детям определить, каков вкус, цвет и запах у данной ценности, какие звуковые картины, ландшафты и ситуации ассоциируются с нею. Возможно, кому-то захочется изобразить ценность красками или вылепить ее предметный или абстрактный образ, поставить пантомиму или написать стихи. Не исключено, что кто-то из детей склонится к спонтанному сочинению рассказа на тему обсуждаемой ценности. Предложите поискать глаголы, наречия, прилагательные и существительные, которые могут быть связаны с обсуждаемой ценностью. Очень важно зафиксировать наиболее интересные результаты такого обсуждения с тем, чтобы после сравнить различающиеся друг с другом ценности по связывающему их ассоциативному признаку, к примеру, запаху или цвету.

Целевое вопрошание. После проведенной стимуляции и достижения детьми креативного состояния следует приступить к обсуждению места ценности в жизни человека и народа. Вопросы по содержанию могут предъявляться самые неожиданные и разнообразные. Дети должны осознать, какие проблемы лично перед ними ставит данная ценность и какие задачи они призваны решить для того, чтобы обрести это сокровище (синоним ценности). Вопросы могут быть самые что ни на есть каверзные, даже желательно, чтобы большинство из них было «на засыпку», с этакой «сумасшедшинкой». Следует разбить поиски понимания ценности на несколько направлений, определив их соответствующими вопрошаниями, стимулирующими самоактивную разработку смыслов. К примеру, какие аналогии с рассматриваемой ценностью можно отыскать в будничных делах и глобальной стратегии жизни, в организме человека и человеческой судьбе, в отношениях в семье и в исторической судьбе народа, в природном существовании и планетарных взаимоотношениях государств, в творческом коллективе и в интимных духовных собеседованиях.

Вопросы могут быть поставлены более чем прямо и резко; можно связать с ценностью такие вопросы, которые не всякий и решится обсуждать: «Кем Вы себя видите в будущем?», «Что самое главное в людях?», «Как ценность может быть связана с добром и злом, как она проявляется в мифах и сказках?», «Правда, что человек с ценностью человечнее?», «Почему люди не принимают настоящую ценность, как главное сокровище жизни?» Эта часть урока менее других предсказуема и направляема. К моменту начала этого раздела урока должен быть установлен плотный контакт с аудиторией, и обсуждение будет идти само собой, причем вовсе не обязательно по линии, ранее намеченной педагогом.

Подведение итогов урока. Оно должно происходить в «паузе тишины», после кратковременного молчания всей группы, желательно под музыку и обязательно в замедленном темпе. Завершать урок следует сугубо суггестивно, а потому следует проводить урок ценностного изобретательства последним, дабы не ограничиваться временными рамками в случае спонтанной активизации группового обсуждения. При подведении итогов урока дети должны быть расслаблены и углублены в себя, они медитативно воспринимают целостный конгломерат найденных ими смыслов и значений подлинной жизни и впитывают преподанный самими себе же урок человечности. Подведение итогов урока при ценностном изобретательстве представляется очень важным. Без него тема словно «повисает в воздухе», не имея возможности кристаллизоваться в форме связанных друг с другом смыслов и значений.

Объявление темы следующего занятия. Фактически речь идет о неявном программировании процесса самостоятельной подготовки детей к следующему обсуждению путем их целевого центрирования на теме. Не следует навязывать выполнение тех или иных домашних заданий, но предложить приготовить какие-то изображения, тексты или сценки необходимо; дети должны знать, что творчество не только разрешено, но и поощряемо. Если домашняя «заготовка» касается темы предыдущего занятия, ее следует вынести за рамки урока, предоставив ребенку время в самом начале или в конце обсуждения. Если же кто-то из детей подготовил демонстрацию к настоящему уроку, следует предоставить ему время для показа в конце четвертого раздела урока.

Перечислим некоторые методические нюансы, которые необходимо учитывать при работе на уроках ценностного изобретательства.

1. Очень тщательно следует предварительно готовиться к этим урокам, загружая собственный психобиокомпьютер мозга необходимыми исходными сведениями для подспудной подготовки озарений и наитий, которые непременно выявятся в ходе групповой работы. В известном смысле, уровень такой подготовки определит качество преподавания.

2. Обязательны тактичность и чуткость в общении с детьми. Очень важно сознательно работать над расширением сферы приятия точек зрения учеников и старательно смирять гордыню, присущую как взрослым вообще, так и школьным педагогам как таковым.

3. Урок ни в коем случае нельзя превращать в монолог. Именно диалогическое взаимодействие сможет активизировать процесс ценностного творчества.

4. Необходимо учитывать принципиально биполушарный характер целостной коммуникации. Для этого следует активно использовать сенсорную активацию (применяя, к примеру, технологии эриксонианской суггестии) и непременно настраивать перед проведением диалога психику учеников прослушиванием аудиозаписи, при подготовке которой использовались специальные технологии встраивания релаксирующих и суггестирующих сигналов.

5. Обсуждение должно быть свободным, спонтанным, живым, игровым, а потому креативным. Не следует забывать, что в этой общей дискуссии нет правых и неправых. Предлагаемая эвристическая психотехнология предполагает принципиальную ценность любой точки зрения, так как главной задачей, решаемой на аксиоуроках, является не запоминание или вынужденное принятие какой-либо позиции, а освоение искусства свободно мыслить и изобретать свои собственные смыслы и ориентации.

6. Ни в коем случае нельзя обсуждать с другими педагогами или учениками результаты группового ценностного творчества. Это правило аналогично требованию соблюдения врачебной тайны или тайны исповеди. Аналогия совершенно очевидна и в дополнительном обосновании вряд ли нуждается.

7. Обязательно нужно иметь в виду тот психологический факт, что влияние на учеников оказывается не столько во время самих уроков ценностного изобретательства, сколько в промежутках между ними (в соответствии с требованием предоставления периода инкубации для возникновения инсайта, обязательного для самопорождения внутренне значимой ценности как непреложного факта внутренней действительности). Обсуждение определенной ценности и направленные на углубление понимания ее домашние творческие задания способствуют формированию устойчивой доминанты (А.Д. Ухтомский), организующей вокруг выделенного фокуса неосознаваемого внимания прошлый опыт и новые впечатления. От урока к уроку осуществляется трансформация уже имеющегося психического материала, непрестанно идет рекомбинация акцентов и приоритетов, перестраиваются нейронные ансамбли, причем все осуществляется подспудно, ненасильственно, естественным порядком, в согласии с внутренними предпочтениями и индивидуальными тяготениями, а значит — целительно, т.е. в направлении все большей холизации психосоматического организма. Воронка новой доминанты как бы втягивает опыты переживаний и способствует новым осмыслениям, совокупность которых и оказывается главным результатом такого спонтанно разворачивающегося самообучения.

Теперь коснемся вопроса о специальной подготовке преподавателя аксиопсихологии. Этот вопрос крайне важен, ибо без его решения никакая сколько угодно грамотно разработанная методика заработать не в состоянии. Обучение требует фигуры учителя, а потому специфика аксиоуроков определяет и специфику подготовки наставников.

Современные психотерапевты — мастера целительного общения — в один голос утверждают, что целительны не методики и приемы сами по себе, но именно личность самого психотерапевта. Это целиком согласуется с рабочей концепцией автора. «Чтобы делать золото, нужно иметь золото» — так гласил древний девиз алхимиков. Сам психопедагог должен быть вполне воспитанным и медитативно грамотным человеком, иначе ему попросту нечего будет передавать ученикам.

Именно для создания особой атмосферы свободного творчества и полной психологической безопасности и необходимо присутствие нравственно-психологически развитого, личностно зрелого психопедагога. Таковы умудренные журналисты, талантливые актеры, опытные психологи; их личность целительна и наставительна сама по себе. Им ведомо, что такое подать добрый пример так, чтобы он был принят сам собой, невзначай, мимоходом, легко и свободно, а значит прочно. Как психотерапия, психопедагогика основана на развитости личности самого наставника. Потому отбор будущих аксиотерапевтов должен быть очень серьезным, иначе идея проекта будет жестоко спрофанирована.

Скорее всего, введение аксиопедагогики в практику школ приведет к изменению характера деятельности школьных психологов. Именно школьный психолог, прошедший специальную подготовку в особых колледжах, сможет успешно вести уроки ценностного изобретательства. По нашим наблюдениям, абсолютное большинство школьников средних и старших классов уже через 2-3 урока прочно усваивали предложенные им «правила игры» и охотно включались в групповой творческий процесс, словно они давно ожидали введения именно таких занятий. Эти уроки оказывались интересны всем без исключения — и самым активным ораторам-самоучкам, и тем, кто в силу особенностей характера или положения в классном коллективе предпочитал отмалчиваться, однако, тем не менее, вслушивался в происходящее более чем внимательно. Лишь несколько раз преподавателей постигала неудача в тех случаях, когда они личностно не были готовы к проведению аксиоуроков. Дети попросту отвергали их за неискренность и агрессивно-защитное поведение — они не могли допустить фальши в разговоре о самых важных проблемах их собственной жизни! Ведь фактически аксиопедагог является руководителем, куратором, ведущим творческой мастерской личностного роста. В таком деле халтура просто недопустима.

Психопедагог должен уметь ненавязчиво завязать беседу о важнейших вещах и пригласить учеников к высказыванию ими экзистенциально значимых мнений. Для этого ведущий непременно должен обладать навыками недирективной суггестии. Психотерапевтам известно, что при хорошей лексической, паравербальной и мимической подстройке к состоянию собеседника исчезает надобность в какой-либо манипуляции — парный коммуникативный процесс начинает развиваться в направлении, равно приемлемым обоими участниками доверительного диалога.

Аксиоуроки позволят психопедагогу производить скрининг текущего психоэмоционального состояния учеников и осуществлять мониторинг личностного развития каждого из них. Фактически эти уроки явятся лучшей формой близкого доверительного знакомства учащихся со школьным психологом, профессиональная обязанность которого состоит в эффективной профилактике эмоциональных и поведенческих девиаций школьников. Лучшее средство для сближения психолога и детей трудно себе представить.

Психопедагог должен уметь качественно и косвенно мобилизовывать ресурсы бессознательного — как свои собственные, так и своих учеников. Вообще он должен быть психотехнологически очень грамотен и эффективен, в противном случае, не умея управлять собой и корректировать поведение группы, вряд ли он сможет выполнить главную функцию аксиопедагога — помочь призадуматься над самыми ценными вещами и предметами.

Теперь настало время кратко перечислить основные эффекты, которые, согласно данным анкетирования участников аксиоуроков, проводимых сотрудниками ФПК Аквариуниверситета, достигались в ходе занятий:

1. Предоставление возможности ближе познакомиться с одноклассниками, что приводило к большему сплочению классного коллектива и проясняло многие отношения как между отдельными учениками, так и между их группами. Многие в шутку называли эти уроки «старыми песнями о главном», но при этом относились к ним весьма серьезно, так как получали возможность услышать друг друга.

2. Многими отмечалась ценная возможность овладения навыками группового сотрудничества, подразумевавшего как личностную автономию, так и условия эффективной коммуникации. Многие называли эти уроки «школой подлинной демократии», несмотря на многочисленные конфликты и столкновения, время от времени возникавшие в ходе живых собеседований. Многие были благодарны за обучение успешному сотрудничеству с ведущим, за освоение практики группового сотворчества, а также просто за возможность сугубо неформального времяпрепровождения.

3. Наиболее активные выступавшие благодарили ведущих за предоставление возможности освоения искусства свободного диспута. Именно живая, раскрепощающая атмосфера, создаваемая ведущими, ценилась ими более всего. Фактически они не только овладевали искусством выступления, но и по достоинству оценили навыки эффективного межличностного взаимодействия.

4. Большинство (до 80% участников) отметили выраженный оздоровительный эффект аксиоуроков, отмечали улучшение самочувствия (при проведении двух одночасовых уроков в неделю). Годичное наблюдение показали снижение числа пропускаемых занятий в среднем на 22,5%, что само по себе свидетельствует о немалой профилактической ценности такого рода работы.

5. Многие школьники старались остаться после уроков и рассказать ведущему о произошедших в их жизни переменах (выстраивание отношений со сверстниками и родителями, пробуждение интереса к школьным дисциплинам, повышение успеваемости, пробуждение страстного желания быть счастливым и ради этого активно действовать, не полагаясь на случай или обстоятельства, пробуждение жажды творчества, интереса к самопознанию и предпочтение самостоятельных сознательных выборов в тех ситуациях, в которых прежде они поступали привычно автоматически). Все это сопровождалось таким паравербальным и невербальным контекстом, что была очевидна сверхактуальность произошедших изменений для самих учеников.

6. Многие отмечали возникшее устойчивое желание заняться освоением техники аутотренинга и других методов психологической само- и взаимопомощи. Практически у всех детей вскоре после начала занятий (через 1-2 месяца) пробуждался устойчивый интерес к практической психологии и желание поглубже познакомиться с психокультурой.

7. Предложение сконцентрироваться на наиважнейшем постепенно приводило к интенсивному развитию внимания и возрастанию способности длительно концентрироваться на избранном предмете. Даже после двухчасового обсуждения практически все ученики чувствовали себя бодрыми и даже несколько возбужденными, хотя уроки всегда проводились в конце учебного дня.

8. Многие отметили благоприятное приобретение опыта внимания к самому конкретному человеку, который приходил к ним после осознания искренности интереса педагога к ним самим. Они уважительнее относились к праву другого иметь свою собственную реальность и охотно принимали в качестве руководящего принцип генерализации Розова Н.С., аналогичный категорическому императиву Эммануила Канта. Именно акцентирование безусловной ценности индивидуальности каждого из учеников способствовало возрастанию их собственной толерантности к отличному от их собственного мнению других и укрепляло здравое доверие самим себе. Последнее отмечали все: проявляемое к ним непоказное уважение психопедагога само собой приводило к формированию здорового доверительного отношения к себе. Кстати, после года занятий практически все дети демонстрировали формирование нормального уровня самооценки и прекрасно описывали феномен укрепления самоуважения, конкретизируя многие его аспекты и следствия.

9. Все без исключения дети обращали внимание на удивительный захватывающий характер уроков, в процессе которых происходило практически незаметное, свободное, спонтанное освоение азов психологической культуры. По ходу занятий неизбежно возникают вопросы, связанные с управлением собственной психикой, возникает интерес к тем или иным психологическим понятиям, проявляется любопытство к вопросам психоэнергетики и навыкам управления собственной интуицией. Если преподаватель достаточно компетентен, уроки буквально через месяц-другой превращаются в захватывающий курс психологической культуры, интересный для всех и каждого. В известном смысле аксиоуроки можно рассматривать как форму психологической работы со школьниками или форму преподавания практической психологии в школе.

10. Участие в свободной творческой дискуссии незаметно приводило к освоению учениками новой коммуникационной модели — они начинали руководствоваться принципом генерализации и все более допускать свободу высказываний тех, с кем даже в корне были несогласны. Им удалось оценить значимость экзистенциальной коммуникации, когда симпатии и антипатии проявлялись на паравербальном уровне, причем заметном лишь для адресата сообщения. Им удалось освоить навыки аутокоммуникации и оптимизировать процесс самопонимания, все более взращивая интерес к своему внутреннему миру. Причем дифференциация и прояснение образа «Я» ребенка протекало под бдительным, но ненавязчивым контролем ведущего — групповой творческий процесс организовывал, направлял, но не «рулил», куда ему самому вздумается. За это дети всегда были глубоко признательны педагогу и отвечали возрастанием степени доверия ему.

11. Особенно дети оценили важность осознания необходимости собственного, личностного креативного поиска ответа в условиях высокой оценочной неопределенности. Они достаточно быстро усвоили, что несмотря на важность обсуждаемой аксиотемы, все же каждый имеет право на собственный, ценный именно для него, ответ и суждение.

12. Педагогу-психологу как психопрофилактору и психогигиенисту предоставляется уникальная возможность отслеживанить косвенные предъявления учениками их жалоб и сигналов о психоэмоциональном неблагополучии. Это в немалой степени содействует ранней диагностике психоэмоциональных нарушений и назревающих конфликтов как со сверстниками и педагогами, так и внутри семьи. Особое значение это приобретает в работе с подростками, во время т.н. «переходного возраста».

13. Согласно наблюдениям аксиопедагогов, практически все дети отмечали привитие им противоядия против родительских и педагогических манипуляций. По их собственным оценкам, они становились значительно свободнее и самостоятельнее, особенно в том, что касалось выработки ответственных решений и значимых выборов. Личностно актуальное и социально значимое приходило в некое устойчивое равновесие, из недели в неделю подспудно поддерживаемое ценностными уроками.

14. Многие отмечали неизвестно откуда возникавшую страсть к долгосрочному планированию жизни, причем в ясном осознании (насколько это возможно для юного человека в 12-16 лет) целевых матриц достижений.

15. Наконец, аксиоуроки многим оказывали немалую помощь в преодолении порядком поднадоевшего им конформизма, следование которому было обусловлено банальной инертностью и закрепившимися привычками. Некоторые дети так и называли аксиоуроки — «встречами с мудростью», что говорило об их внутреннем ощущении интенсифицировавшегося личностного роста, особенно замечательного при условии почти полного отсутствия каких бы то ни было назиданий и поучений со стороны ведущего.

Как бы там ни было, но многолетний опыт работы со школьниками доказал нам, что аксиоуроки — весьма эффективная форма взаимоотношений учеников и школьного психолога. Осуществляется своего рода «пилотное» взаимодействие как с детьми, так и (через них) с родителями и наставниками, что позволяет вовремя выявлять и купировать как конкретные межличностные и внутриличностные конфликты, так и дальние их (порой сугубо негативные) последствия. Более того, оказалось, что уроки эти содержат немалый потенциал конструктивного изменения самих школьных учителей, которые вынуждены после контактировать с оживившимися и раскрепощенными детьми, что в немалой степени способствовало их собственному личностному росту.

Ранняя диагностика отклонений в поведении и самооценке способствовала большему сплочению как отдельных классных коллективов, так и школьного контингента в целом. Поэтому мы считаем, что система аксиоуроков в школе представляет собой вполне эффективную базу для осуществления широкой психотерапевтической и социально-педагогической работы. По сути дела эти уроки превращаются не только в факультативы по практической психологии, но в своего рода мастерские группового творчества, посвящаемого самым важным проблемам бытия.

По-видимому, в завершении всего вышесказанного можно отметить явное преимущество метафоры поющего мага Орфея перед гофманновским Крысоловом. Эта метафора, разумеется, была неслучайной. На севере Древней Эллады, во Фракии, задолго до нашей эры существовал древний инициатический орден орфиков. Как раз миф об Орфее–певце символизировал собой инструментальную парадигму эзотерических практик древних эллинских человековедов: выманивать на свет сознания посредством поэзии, музыки и танцев глубинную душу человеческую, позабывшую о подлинном и светлом.

Рост аксиологической безопасности понимается нами трояко: как следствие успеха семейного строительства, как благополучный результат государственной реформы образовательных институтов и как гармоничный итог индивидуально-личной «заботы о себе» (Мишель Фуко). Разумеется, помимо перечисленных автором предложений, в рамках настоящего проекта подразумевается осуществление целого ряда программ, исследований и воплощение разработок. То, что было представлено Вашему вниманию, представляет собой только первые шаги в реализации глобального социокультурного проекта обеспечения аксиобезопасности, названного нами «психолого-педагогическая революция».

Перед нами лежит множество проблем, практическая реализация отдельных проектов, касающихся, в частности, развития высокоэффективных информационных технологий интенсивного обучения в сфере аксиопедагогики, совершенствования мобильной групповой работы в центрах образования взрослых, организация системы экстерн-обучения молодых семей и подготовки профессиональных аксиопедагогов. В рамках проекта вот уже более 7 лет мы работаем в направлении не только изучения, но и изменения, порождения и распространения личностно- и социально-актуальных ценностей. В частности, нами уже практически подготовлен к WEB-публикации гипертезаурус узловых понятий восточно-славянской цивилизации. На подходе — разработка эгрегорно-групповых моделей ценностной коммуникации и изучение регрессивно-суггестивных возможностей изучения анналов коллективного бессознательного. Однако все эти термины и определения, к счастью, имеют не столько научно-исследовательский привкус, сколько направлены на разработку общедоступных аксиотерапевтических тезаурусов для всех желающих.

Сегодняшние специалисты в области технологии менеджмента указывают на то, что главенствующим фактором развития информационного пространства становится девиз «Предложение рождает спрос». В своей работе мы попытались осуществить достаточно неординарный синтез многих научных дисциплин, каждая из которых по своему определяет специфику человека как феномен. Теория информации, психоэнергетика, холодинамика, гештальтизм, физиология ВНД, социология, политология, синергетика, математика фрактальных множеств и этология — мы многое ценное объединили в междисциплинарном синтезе знаний о человеке как цели аксиологической психопедагогики (аналог логотерапии В. Франкла). Именно этим синтезом мы хотим утвердить необходимость синергии усилий специалистов, являющихся профессионалами в своих, частичных, сферах исследования человека. Подобно тому как ценность синтезирует в себе внешнее и внутреннее, индивидуальное и социальное, личное и межличностное, телесное и психическое, значимое и находящееся рядом с ним, — такие специалисты, служащие различным областям общечеловеческого знания о человеке, рано или поздно (надеемся) смогут объединиться.

Вся система должна развиваться в трех основных направлениях — для взрослых семантически совершенствуется мантическая символическая система, целостно интегрирующая весь массив нравственно-психологических проблем (И-Цзин, Руны и Таро на основе Астропсихологии), для детей — наборы «Аксиопедагогика», предназначенные для освоения на протяжении всего срока обучения в средней школе, а для родителей — комплекты «Пренатального воспитания» (книги, видеокассеты, компакт-диски, ароматизаторы, мантические наборы, цветорадиаторы, камертоны и т.п. инструментарий, включая мультимедийные аудиовидеопрограммы для домашних персональных компьютеров).

Возможно использовать личностный творческий потенциал каждого, ибо главное сокровище народа — глубоко мотивированный труд, неизменно высокопроизводительный и профессионально творческий. Аксиорегенерация и есть мобилизация человеческого фактора, о котором столько всеми говорится, но так мало реально делается. Мотивировать человека можно по результатам труда (оплата), но можно и благодаря интроецированным ценностям, определяющим высокие духовно-нравственные потребности (самоуважение, самоидентичность, картина образа «Я», гражданственность, совесть). Свободный человек тяготеет к конструктивному сотрудничеству. Истинная кооперация зиждется на личностной автономии.

Недальновидность стратегов общественного управления и социального развития, идеологов управления государством, неуважение к самой человеческой природе вполне закономерно привели к аксиокраху. Но либо мы завтра начнем исцелять аксиопсихологию общества, либо мы будем аксиологически колонизированы странами, более бережно относящимися к пестованию общественной «надстройки».

В постиндустриальном обществе от уровня аксиобезопасности зависит здоровье всего и эффективность производства и развития всех сфер. Особенно важно в период радикальных изменений и всестороннего кризиса как в СНГ, так и в мире в целом, снять гнетущую неуверенность и дезориентацию. За два-три поколения можно прервать воспроизводство глупости (технология аксиосервера, уроки аксиопедагогики и пренатальное воспитание — репрограммирование ценностей на генетическом уровне).

Дело восстановления аксиобезопасности будет идти параллельно всем другим проектам и программам развития общества — в государственном и культурном строительстве наше предложение ничего не отменяет и не заменяет. Просто следует по-новому расставить акценты и переопределить приоритеты творческих разработок. Мы добавляем то главное, что незаслуженно пребывало в забвении, из-за чего все развалилось и хаотизировалось.

Необходимы не столько средства, сколько подготовленные кадры и понимание важности поставленных задач власть имущими. Без осознания приоритетности аксиопроблематики ничего не изменить к лучшему и не восстановить аксиобезопасность народа. Сделать все это совсем несложно, но все-таки жизненно необходимо. Главное — осознать важность всех указанных жизнетворческих мероприятий для настоящего и будущих поколений. Необходимо привлечь внимание и властей, и интеллигенции, и будущих родителей. Предложение ясное и конкретное, а спрос существует грандиозный, но скрытый. Пора состыковать общественную потребность и предложение. Ценностное сознание необходимо поддерживать и развивать.

Таков прогнозируемый нами безальтернативный путь естественного развития общества. При отказе от нашего предложения стране угрожает дальнейшая хаотизация, крах всех социальных институтов и, как минимум, невообразимое отставание в развитии. Так или иначе, нам или потомкам, но этим придется заниматься самым серьезным образом. Без этого не обойтись никак. Вот только бы не упустить драгоценное время в эпоху экспоненциального развития в мировой гонке за лидером. В принципе не исключено организационное падение ниже точки возможного возврата (метафора подводной лодки, корпус которой раздавлен давлением толщи воды при бессильном погружении в пучины океана).

Демократия обозначилась как глобальная тенденция: развитие общества и усложнение жизни нуждается в «распределенном управлении». Аксиобезопасность в развитых странах мира плотно инкорпорирована в сферу общегосударственных приоритетов и социальных интересов. Все это будет реализовано в интересах человека — значит, на благо всего сообщества.

Формула проекта проста: комплекс психолого-педагогических мероприятий + масс медиа + государственная поддержка аксиореформы образовательных проектов = построение реального самоуправляемого гражданского общества. Все это будет реализовано для того, чтобы каждый мог повторить вслед за героем романа И.А. Ефремова «Час Быка» — «Руководствуясь достойными намерениями, я смею все»!

1. Сформулирована концепция аксиологической безопасности как важнейшей составляющей общенациональной безопасности и определены психологические последствия нарушения аксиобезопасности на примере событий, связанных с возникновением стран СНГ.

2. Выявлено психологическое содержание механизмов, лежащих в основе регулятивной функции ценностей как главного фактора организации надежной аксиологической безопасности. Это создало основу для интеграции в рамках современной научной концепции частных психотехнических методик и отдельных приемов, эмпирически найденных в эпоху традиционной воспитательной трансляции регулятивных психоэтических норм.

3. Подробно разработаны основные пути обеспечения аксиологической безопасности и конкретизированы методы проведения исследований и научно-практических разработок в рамках реализации каждого из аксиовосстановительных проектов.

4. Разработана и апробирована методика проведения аксиологического креативного урока в средней школе (средние и старшие классы), выработаны критерии оценки профессионализма школьного психопедагога-аксиолога, даны рекомендации по созданию вузовской базы подготовки аксиопсихологов.

5. Описаны главные проблемы, связанные с дальнейшим развитием общегосударственной системы обеспечения аксиологической безопасности, в частности, проблема развития телекоммукникационных интерактивных виртуальных средств, проблема развития системы пренатального воспитания, проблема последипломного информационного обслуживания информационной элиты общества и другие.

6. Выполненное исследование носит междисциплинарный характер, находясь на стыке философской аксиологии, психологии личности, психосоматической медицины, синергетики и креативной педагогики. Его содержание доказывает настоятельную необходимость аксиологически ориентированной реформы системы образования и информационных систем общества, в частности, подразумевая организацию института подготовки специалистов в области прикладной аксиопсихологии, призванных осуществлять функцию поддержания и укрепления аксиологической безопасности.

7. Отчетливо просматриваются пути дальнейшего развития теоретической концепции и базирующейся на ней психолого-педагогической технологии (развитие психосемантических тезаурусов, создание интерактивных аксиологических серверов, аксиоконтроль за деятельностью сотрудников масс медиа и др.).

1. Маркарян Э.С. Интегративные тенденции во взаимодействии общественных и естественных наук. — Ереван, 1977, с. 199.

2. Лобас В.Ф. Семиотические предпосылки эффективности управления. — Киев, 1980, с. 56.

3. Чавчавадзе Н.З. Культура и ценности. — Тбилиси, 1984, с. 35, 38.

4. Кирьякова А.В. Ориентация личности в мире ценностей. Журнал «Magister», М., 1998, № 4, с. 39.

5. Там же, с. 41.

6. Дробницкий О.Г. Мир оживших предметов. — М., 1967, с. 8.

7. Матвеева С.Я. Модернизация в России и конфликт ценностей. — М., 1994, с. 15.

8. Недосекина М.А. К вопросу о ценностях и их классификации. Интернет-ресурс.

9. Золотухина-Аболина Е.В. Рациональное и ценностное. — Ростов-на-Дону, 1988, с. 59.

10. См. Розов Н.С. Устойчивое развитие и ценностное сознание (препринт). — Новосибирск, 1994.

11. Там же, с. 13.

12. Там же, с. 12.

13. Кортава В.В. К вопросу о ценностной детерминации сознания. — Тбилиси, 1987, с. 60.

14. Денисовский Г.М. и др. Посттоталитарное общество на рубеже веков. — М., 1992, с. 22-23.

15. Маслоу А.Г. Дальние пределы человеческой психики. — СПб, 1997, с. 123.

16. Денисовский Г.М. и др. Посттоталитарное общество на рубеже веков. — М., 1992, с. 22.

17. Там же, с. 31.

18. Розов Н.С. Устойчивое развитие и ценностное сознание (препринт). — Новосибирск, 1994, с. 15.

19. Хесле В. Философия и экология. — М., 1994, с. 40.

20. Кургинян С.Э. и др. Постперестройка: концептуальная модель развития нашего общества, политических партий и общественных организаций. — М., 1990, с. 56).

21. Там же, с. 62.

22. Хиггинс Р. Седьмой враг. Человеческий фактор в глобальном кризисе (Главы из книги) // Глобальные проблемы и общечеловеческие ценности. — М., 1990, с. 29.

23. См. Симонов П.В. Созидающий мозг: нейробиологические основы творчества. — М., 1993, с. 21-36.

24. Берталанфи Л. фон. Общая теория систем: Критический обзор. — В кн. Исследования по общей теории систем. — М., 1969, с. 38.

25. См. Тугаринов В.П. Теория ценностей в марксизме. — Л., 1968, с. 14-26.

26. Дубровский В.И. Проблема идеального. — М., 1983, с. 107.

27. Сагатовский В.Н. Ценностное основание гуманитарной экспертизы. — В кн. «Гуманитарная экспертиза: возможности и перспективы. — Новосибирск, 1982, с. 15.

28. Кортава В.В. К вопросу о ценностной детерминации сознания. — Тбилиси, 1987, с. 17.

29. Розов Н.С. Устойчивое развитие и ценностное сознание (препринт). — Новосибирск, 1994, с. 11-12.

30. Там же, с. 14-15.

31. Там же, с. 17.

32. Кортава В.В. К вопросу о ценностной детерминации сознания. — Тбилиси, 1987, с. 16.

33. Бердяев Н.А. О назначении человека. — М., 1993, с. 139.

34. Арно Грюн. Измена самому себе. — цит. по Бассиюни К. Воспитание народоубийц. — СПб, 1999, с. 48.

35. Денисовский Г.М. и др. Посттоталитарное общество на рубеже веков. — М., 1992, 164 с.

36. Крысько В.Г. Секреты психологической войны (цели, задачи, методы, формы, опыт). — Минск, 1999, с. 8.

37. Игорь Панарин. Информационная война и власть. — Январь 1999, Интернет-ресурс.

38. Елена Глушенкова. Глобальный кризис цивилизации, устойчивое развитие и политическое будущее России. Интернет-ресурс.

39. Денисовский Г.М. и др. Посттоталитарное общество на рубеже веков. — М., 1992, с. 32-33.

40. Кортава В.В. К вопросу о ценностной детерминации сознания. — Тбилиси, 1987, с. 11.

41. Матвеева С.Я. Модернизация в России и конфликт ценностей. — М., 1994, с. 14.

42. Розов Н.С. Устойчивое развитие и ценностное сознание (препринт). — Новосибирск, 1994, с. 13.

43. Маслоу А.Г. Дальние пределы человеческой психики. — М., 1997. — 432 с.

44. Сагатовский В.Н. Ценностное основание гуманитарной экспертизы. — Новосибирск, 1982, с. 13.

45. Матвеева С.Я. Модернизация в России и конфликт ценностей. — М., 1994, с. 13.

46. См. Полани М. Личностное знание. — М., 1985, с. 280-297.

47. Анохин П.К. Проблема принятия решений. — Москва, 1976. — с. 12.